Артур Янов - Первичный крик

В этой связи хочу сделать важное замечание: больные, прошедшие первичную терапию, никогда не помышляют о самоубийстве. Они учатся ценить свою жизнь и не думают о том, чтобы ставить ее на карту. Они понимают, что реальное «я» — это «хорошее» я, и не желают причинять ему вреда.

Кажется неуместным утверждение о том, что человек, убивающий себя ставит перед собой цель жить, но мой опыт работы с людьми, совершавшими попытки самоубийства, не позволяет придти к иному выводу. Есть, конечно, исключения — самоубийства хронических тяжелых больных — но, как правило, попытка уйти в смерть — это еще одна невротическая мольба о любви. В этом смысле можно сказать, что своей попыткой умереть человек кричит о желании жить.

Наркотики, психотропные вещества и лекарственная зависимость

Диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД-25)

Дня многих молодых людей прием ЛСД (называемого на молодежном сленге кислотой) стал привычным элементом образа жизни. Эффекты ЛСД кажутся такими глубокими и одновременно мистическими, что препарат превратился в предмет своеобразного культа, некоего Weltanschauung [21] Мировоззрение (нем.). . Привычные потребители ЛСД называют его прием «большим путешествием во внутренний космос». Другие называют его «броском в реальность».

Полагаю, что прием ЛСД и в самом деле является рывком в реальность в том смысле, что он имитирует интенсивное реальное чувство. Но с этим реальным чувством невротик делает то же, что и с любой реальностью — превращает ее в нечто символическое.

Нет сомнений в том, что ЛСД обостряет чувства, это подтверждают и данные клинических наблюдений. В недавно проведенных опытах ЛСД ввели группе обезьян, после чего было произведено патолого–анатомическое исследование. Наибольшая концентрация ЛСД была выявлена в тех участках головного мозга, которые отвечает за чувства.

Проблема с ЛСД заключается в том, что это соединение искусственно открывает индивиду больший объем реальности,

чем может перенести пораженная неврозом личность, что приводит к возникновению кошмарного сновидения наяву — психоза. У системы психологической защиты есть совершенно четко очерченная задача — беречь целостность организма. ЛСД разрушает систему защиты с трагическим результатом — люди, принявшие ЛСД, заполняют отделения острых психозов психиатрических больниц. Как правило, после того, как ЛСД выводится из организма, системы психологической защиты восстанавливаются. Но в некоторых случаях, особенно, если зашита была изначально ослаблена, она может и не восстановиться.

Сила психологической защиты и величина принятой дозы ЛСД определяют, как человек на него отреагирует. Может быть (и такое действительно происходит), что психологическая защита настолько сильна, что индивид вообще никак не реагирует на ЛСД. При искусственном устранении ослабленного защитного вала, за которым прячется первичная боль, может произойти подавляющая пациента психическая стимуляция.

Одна из причин, но которой ЛСД часто называют средством, расширяющим сознание (психоделическим средством, психоделиком), заключается в символическом полете. Обострение и стимуляция чувств приводит к символическому формированию массы идей и представлений, что ошибочно принимают за расширение сознания. Мы должны при этом понять, что такое расширение есть элемент психологической защиты. Охваченный маниакальным психозом человек с безумной скачкой идей являет собой великолепный образчик расширения сознания, которое равнозначно бегству от чувства. Маниакальные пациенты, которых мне приходилось наблюдать, пациенты, зачастую обладавшие превосходным интеллектом, исписывали пачки бумаги за время психоза. Один больной написал, можно сказать, целую книгу за три или четыре недели.

Невроз отличается от психоза степенью и сложностью символизации. При неврозе больной сохраняет достаточную связь с реальностью. При психозе эта связь может утрачиваться; человек полностью погружается в царство символов и теряет способность отличать символы (голоса на стене) от реальности. Если разрушение психики заходит достаточно далеко, то паци

ент может потерять всякое представление о том, кто он, где он и какой идет год.

Представляется, что опыт применения ЛСД подтверждает одну из ключевых гипотез первичной теории: невроз начинается для того, чтобы уберечь нас от реальности наших чувств, и если эти чувства полностью ощущаются и переживаются в детстве, то это может привести к безумию. Стимуляция всех старых первичных чувств — внезапно, сразу и неестественным путем, с помощью лекарства, может создать предпосылки для возникновения точно такого же безумия.

На ранней стадии изучения ЛСД это средство было названо психотомиметическим (то есть, лекарством, действие которого воспроизводит симптоматику психоза). Это средство использовали для изучения природы психозов. Поначалу эти опыты не вызывали особого беспокойства, ибо считали, что психоз вызывается самим ЛСД — когда лекарство отменяли и оно выводилось из организма, психоз проходил. Но в некоторых случаях психоз оставался. Когда количество таких случаев стало нарастать, энтузиазм относительно применения ЛСД несколько убавился. Кончилось тем, что применение ЛСД в исследовательских целях было законодательно запрещено; запрещено и всякое другое его применение.

Я считаю, что ЛСД не только имитирует психоз, но и производит самое настоящее, пусть даже и преходящее, безумие. Более того, я не думаю, что фармакологические свойства лекарства имеют что‑то общее с вызываемой им причудливой реакцией, за исключением того, что оно стимулирует высвобождение большего по интенсивности чувства, чем может интегрировать в себя психика больного.

Несколько месяцев назад ко мне на прием пришла молодая женщина двадцати одного года, которую выписали из местного нейропсихиатрического госпиталя с диагнозом постлизер- гиновой шизофрении. Ее направили на лечение методом первичной психотерапии. Женщина приняла большую дозу кислоты, выкурив предварительно несколько сигарет с марихуаной. Во время кислотного путешествия она впала в паническое состояние. Когда лекарство целиком вывелось у нее из организма, она, тем не менее, ощущала, что у нее продолжаются

какие‑то «припадки». Иногда ей казалось, что какая‑то неведомая сила приподнимает ее со стула и уносит прочь. Иногда она могла часами смотреть на электрическую лампочку, мучительно размышляя, существует ли эта лампочка в действительности.

Женщину направили в нейропсихиатрический госпиталь, провели курс лечения транквилизаторами и выписали домой. Приступы ощущения нереальности происходящего продолжались, и спустя несколько недель я приступил к ее лечению. Первым делом я погрузил ее в первичное состояние, в котором она без всяких указаний с моей стороны начала заново переживать свои кислотные галлюцинации. Она говорила: «Все вокруг пахнет дерьмом. Все стены вымазаны дерьмом. Боже мой, оно везде. Я не могу стряхнуть его с себя». (В этом месте своего монолога она попыталась отчистить с одежды воображаемую грязь, но я вынудил ее прочувствовать, что это такое.) «О! О! Я схожу с ума. Кто я? Кто я?» Я заставил ее продолжить переживание чувства: «Не двигайся! Чувствуй это!» «Ах, это я. Я —дерьмо. Я — дерьмо!» В этот момент она начала плакать, из нее полились осознанные воспоминания о том, как «дерьмово» она всегда себя чувствовала (хотя и не понимала этого). Она говорила о своей обнищавшей семье, состоявшей из спившегося отца и забитой, запуганной матери. Она рассуждала о том, каким «люмпеном» она всегда себя ощущала. Она никогда ни на что не надеялась, никогда не пыталась ничего сделать, так как всегда «чувствовала себя куском дерьма, недостойного ничьего внимания». Она покрывала свои чувства псевдоинтеллектуаль- ным и культурным занавесом, который был безжалостно сорван кислотой. В тот момент, когда она должна была ощутить реальное чувство (Я — дерьмо) — она отключилась (от чувства) и начала галлюцинировать, видя воображаемое дерьмо на стенах. Она превратила восходящую реальность в нереальность, чтобы уцелеть и выжить.