Артур Янов - Первичный крик

В другом случае психоз был индуцирован не лекарством. Эта пациентка в возрасте семи лет была отправлена в интернат, потому что ее родители развелись. Отец переехал в другой город, и матери пришлось пойти на работу. Мать обещала дочери, что будет часто ее навещать, но не сдержала своего слова.

Визиты матери становились раз от раза все реже, она появлялась в интернате пьяная с разными мужчинами, а потом и вообще перестала навещать дочь. Сначала мать писала письма, в которых объясняла, почему не может приехать, а потом перестала и писать. Ребенок ощутил реальность своего одиночества, девочка почувствовала, что брошена своей матерью. Девочка начала избегать общения и контактов с другими людьми — взрослыми и детьми, она изо всех сил старалась заглушить мучившее ее чувство, и изобрела воображаемую подругу, которая всегда была с ней. Время шло, подруга постепенно начала говорить с девочкой и рассказывать ей разные странные вещи. Подруга говорила, что все люди настроены против девочки и хотят изолировать ее от всех. Ребенок начал погружаться в психоз, чтобы уберечься от невыносимой реальности.

В обоих упомянутых случаях, как я думаю, именно реальность стала причиной возникновения нереальности, обе пациентки стали безумными, чтобы не стать душевно здоровыми и узнать и осознать правду. Им пришлось разорваться на куски, если можно так выразиться, чтобы защититься от понимания всей целостной правды.

Во время переживания первичной сцены, при столкновении лицом к лицу со страшной правдой, возникла альтернативная система зашиты, позволяющая скрыться от реальности. Задачей этой защитной системы стала фрагментация правды и ее символизация, что позволило страдающему неврозом ребенку разыгрывать свои чувства, не осознавая их природы. Индивид начинает неосознанно лицедействовать. Но когда реальность становится подавляющей — либо в связи с каким‑то потрясшим человека событием, либо в связи с приемом такого лекарства, как ЛСД — и дальнейшая игра становится невозможной, над сознанием личности нависает страшная тень психоза. На фоне приема ЛСД у больного нет большого простора для разыгрывания чувства обычным путем. Человек, находящийся под воздействием ЛСД не может погрузиться, например, в писательство: чувства слишком сильны и непосредственны. Они должны быть символизированы либо ментально (причудливые идеи или галлюцинации и наваждения), либо физически (от неспособности пошевелить рукой до полной потери коорди

нации движений). В случаях нарушения координации движений, когда у человека изменяется и становится невообразимо причудливой и уродливой, например, походка, мы говорим о «двигательном» проявлении психоза. В действительности это тоже расщепление или диссоциация, которую мы наблюдаем и при ментальном психозе.

Это расщепление превосходно описала одна пациентка, страдавшая психозом: «Это было ужасное ощущение — почувствовать ставшее моим чужое тело. Я видела, как принадлежавшее мне в далеком детстве «я» маленькой девочки пытается понять, как ей двигать руками и ногами. Мое тело всегда двигалось независимо от меня, было такое впечатление, что оно не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения. Возможно ли, что причина, по которой шизофреники так часто одержимы своим телом, заключается в таком ощущении его, как чего- то абсолютно чужеродного? Думаю, что со временем тело должно полностью отделиться от сознания, чтобы отдалиться и от первичной боли. Таинственное извращение смысла того, что происходит вокруг, как я полагаю, заключается в автоматическом процессе отделения тела от чувства».

Еще один пример двигательного проявления психоза можно проиллюстрировать случаем одного пациента, который за один год до начала первичной терапии принимал ЛСД десять раз. Каждый раз во время своих галлюцинаций он ощущал ка- кое‑то жужжание во рту. Когда я погрузил его в первичное состояние, жужжание возникло снова и больной принялся сосать большой палец. Жужжание, тем не менее, продолжалось до тех пор, пока больной не понял, что он хочет сосать вовсе не свой большой палец, а материнскую грудь. Как только он полностью ощутил и пережил это чувство, жужжание тотчас прекратилось.

В раннем детстве этого человека внезапно отлучили от груди, так как истек срок кормления грудью, который мать вычитала в какой‑то книжке, посвященной воспитанию грудных детей. Хотя этот человек выкуривал в день две пачки сигарет и сладострастно сосал сигареты, он с трудом поверил в то, что до сих пор жаждет сосать молоко матери. Но он помнил, что в то далекое время у него во рту что‑то было. Он так хорошо спря

тал сам от себя свои чувства, что приблизился к его переживанию, только приняв такое сильнейшее психотропное средство как ЛСД; но даже и в этом случае чувство оказалось неполным. Но моя точка зрения ясна — символизация призвана защитить организм от восприятия чрезмерной боли.

Двадцать пациентов из числа проходивших первичную терапию, принимали ЛСД до начала лечения. В то время, когда методика проведения первичной терапии была еще не до конца разработана, несколько пациентов принимали ЛСД во время курса лечения, правда, без моего ведома. Позже эти пациенты рассказывали, что хотели с помощью ЛСД ускорить выздоровление. (Как я уже писал выше, в настоящее время мы не только запрещаем прием каких бы то ни было психотропных медикаментов во время лечения, но и выдаем больным письменные инструкции, чтобы убедиться в том, что не будет рецидива приема ЛСД, что иногда случалось прежде, когда правила были не такими строгими.) Тем не менее, опыт приема ЛСД теми семью пациентами, которые принимали лекарство во время курса лечения, оказался весьма ценным в том смысле, что многое дал для понимания природы психологической реакции на ЛСД. Эти пациенты, принявшие ЛСД во время первичной терапии, пациенты, страдавшие от старой боли, оказались, в буквальном смысле слова, разбомблены своими истинными чувствами и немедленно связали их с реальностью, то есть, с их происхождением. Эти чувства не были символизированы, они просто возникали и ощущались в последовательном порядке. В некоторых случаях ощущение боли в стиле образования свободных ассоциаций продолжалось два—три часа кряду.

Двое пациентов принимали ЛСД после третьего и четвертого месяца курса первичной терапии. В первом случае у больного появились галлюцинации, в которых он видел на обшивке стен людей, которые делали друг с другом какие‑то странные вещи. Больной очень заинтересовался драмой, разыгрывавшейся на стенах, и вдруг его буквально осенило: «Я сам всю жизнь устраивал для себя шоу вне себя, чтобы не чувствовать, что происходит у меня внутри. Это интермедии в действительности отражали многие мои чувства, в особенности, гнев. Думаю, что я пытался убедить себя в том, что все эти драки и ссо