Сергей Кузнецов - Ощупывая слона. Заметки по истории русского Интернета

Многим людям не нравилось, что они попадали в «список фифа». Сводя к одной фразе их возражения, не нравился им тот момент, что из-за этого их публичные записи «мог прочитать кто угодно». Непонимание базового свойства сервиса именно в этом и состоит. Причем пробиться сквозь их возражения и объяснить, что их и так мог читать кто угодно, не удавалось, хотя в начале эпидемии я потратил на переписку много времени. Обида на то, что в их «персональное пространство» влезают, заставляла часть людей переходить к угрозам в надежде, что таким образом они смогут его оградить. Угрозы были разные, от технических до юридических. До физических, как бывало в фидо; не доходило.

Иными словами, в этом случае, как и в случае хождения за контентом с ведром, речь не идет о нарушении прайвеси — в конце концов все эти люди добровольно сделали свои записи доступными, выложив их в так называемой «публичной моде», или дали согласие на публикацию. Юридически и даже этически позиция журналиста вполне обоснована, однако понятна и эмоциональная реакция, о которой рассказывает Монахов. В рамках собственного журнала автор чувствует себя защищенным от обесценивания и критики — он всегда может забанить нежелательных пользователей или разрешить комментарии только друзьям. Однако стоит его мыслям и рассказам попасть в иной контекст — в книгу, статью или «Ленту fif'а», они становятся уязвимыми. Более того — теряется ощущение уникальности. Мне кажется, именно в возможности балансирования на грани частного и общественного заключается один из секретов обаяния ЖЖ: в конечном итоге добрая половина записей в ЖЖ — это призыв ко всему миру: «Посмотрите на меня! Полюбите меня! Восхититесь мной!»

Этот призыв зачастую обращен ко всем людям но ответ всегда хочется слышать только от тех, кто в самом деле готов любить и восхищаться. «Публичная мода» ЖЖ — самообман; в глубине души большинство из нас готово открыть запись не любому незнакомому читателю, а только любому доброжелательному — пусть даже незнакомому.

В этой части собраны написанные в разные годы статьи странного жанра. Это не рассказы о сайтах, не рассказы о событиях, не репортажи и не заметки. Скорее, это эссе об Интернете, как правило, написанные не для веба, а для бумажных изданий. Некоторые сегодня поражают меня своим бесстыдным эссеистическим передергиванием — в угоду красивой фразе и неожиданному повороту мысли я не задумываясь жертвовал точностью. С другой стороны, эти статьи было так приятно писать, что они до сих пор вызывают у меня теплые чувства — как стихи, которые на досуге пишет академик-графоман.

Жанр лирики не предполагает развернутого комментария, хотя в ряде случаев я счел возможным пояснить, по какому поводу текст был написан или кто в нем фигурирует.

Представим себе маленький городок, да еще к тому же затерянный в лесной глуши, представим себе это общее место провинциальной прозы, это воплощенное «В Москву, в Москву!», эти недели, похожие на месяцы, и месяцы, что отличаются друг от друга только сезонными изменениями, одними и теми же каждый год; представим себе это воплощение скуки и однообразия жизни, куда новости доходят, уже потеряв всякую актуальность и превратившись в легенды…

Это — периферия культурного мира, а в центре — блистательные столицы, равно недостижимые, вне зависимости от государственных границ, они находятся будто в другом пространстве, эти столицы, где происходит настоящая жизнь.

Вообразим себе людей, живущих там с рождения и не имеющих возможности уехать (почему, собственно, не имеющих? Не важно. Просто вообразим). И представим, что среди них есть те, кого волнует эстетика, поэтика и культура. Что их двое-трое в городе. Или даже больше, но они не знакомы друг с другом, к тому же еще очень молоды. Представим это, и если не струсим, дальше представим себе меру их одиночества, сравнимого разве что с одиночеством самого городка, со всех сторон окруженного лесами.

— В нашем городе нет культурной жизни, — говорят они, подразумевая, что ее и не может быть в маленьком городке, что настоящая культурная жизнь предполагает совершенно другой топос: Нью-Йорк, Париж или, на худой конец, Санкт-Петербург. Культурная жизнь должна быть уже описана, но никто не опишет этот маленький городок, а если кто и попробует, жители не признают описания.

А теперь поставим в этом городке антенны и завезем туда телевизоры, воткнем вилки в розетки (сначала, разумеется, проведем электричество, вычтя, если понадобится, из коммунизма советскую власть). Огоньки (голубые) замигают, экранчик засветится, динамик заверещит человеческим голосом.

Жить станет веселей и, может быть, даже легче.

Конечно, город не изменится, население не увеличится, более того — половина тех, кто интересовался культурой («как бы интересовался культурой», сказали бы мы), перейдут от вздохов о латиноамериканском Париже к слезам над латиноамериканскими же мыльными операми, отчего оставшаяся половина, может быть, почувствует себя еще более одинокой. Но однажды кто-то увидит в проклятом ящике (а как его еще называть?) точно такой же город, услышит, как свистит птичка и поет лесопилка. И в этот момент маленький городок поменяется местами с прославленными столицами и, слившись со множеством других таких же маленьких городов, станет центром мира, где происходят самые увлекательные события…

Дорогой Дэвид Линч!

Пишут тебе жители небольшого города 3., затерянного в лесах, как и твой Твин Пикc. Мы тоже заканчиваем школу, как и твои герои, и в нашем классе тоже есть классные [27] Простим авторам письма этот повтор. Два «класса» выражают замешательство авторов. Оригинальное примечание. мальчики и девочки, такие же, как Бобби и Лора. Мы тоже любим наркотики, но кокаина, к сожалению, нам достать так и не удалось, и поэтому пока мы курим траву.

Вместо лесопилки у нас радиоэлектронный завод, но сосны вокруг нашего городка шумят точно так же, как вокруг Твин Пикса. Что до сов в здешних лесах, то они все равно не то, чем кажутся, поэтому и говорить о них ни к чему.

Чтобы город стал культурным центром, достаточно, чтобы это произошло в сознании хотя бы одного жителя, — эта солипсистская мысль чересчур проста и незатейлива, чтобы принимать — или критиковать — ее всерьез.

Посмотрим лучше, что случится потом, когда к городу подтянут высокоскоростные линии связи, поставят Sun или Cray (не иначе как на деньги Сороса) и подсоединят маленький городок к глобальной компьютерной сети, пресловутому Интернету, о котором не слышал сегодня только ленивый. [28] Голос из зала: «Интер… — как вы сказали? Повторите, пожалуйста» . Оригинальное примечание.