Анатолий Агарков - Как я стал Богом

— Как это? Разве такое возможно?

— Не знаю как, не думал, что возможно, но факт налицо — Константин жив, погибло его тело. Возможно от страшного давления.

— Или змеи проклятые сожрали.

Взял в руки оптимизатор.

— Ты говоришь, что здесь мой брат? Как джин в кувшине? Утопия.

— И тем не менее.

— Что будем делать?

— Возвращать к нормальной жизни — дадим ему новую телесную оболочку. Создатель, неужели не чувствуешь торжественности момента? Мы стоим на пороге величайшего открытия — возможности перемещения интеллекта из телесной оболочки в прибор и обратно!

Но я не разделил его виртуального оптимизма — мой брат погиб. Сколь ни тверди, Билли, что сознание его живо и скоро воплотится — прежнего Кости уже не будет. Я знаю.

Промокнул слезу рукавом.

— Куда с этим?

— В Эскулап-Сити, на берег Мичигана.

Сити то Сити, но как туда добраться? Без Любиной помощи никак. Значит надо общаться — что-то рассказать, что-то утаить. А, Билли?

— Что придумать?

— У нас проблемы, Создатель, с Анастасией проблемы.

— Что случилось?

— Я потерял с ней связь.

— Она сняла оптимизатор?

— Нет, я потерял с ним контакт. Я беспокоюсь.

— Я теперь тоже. Что с её спутником?

— Та же история — пропала связь с оптимизатором и его носителем.

— Как это произошло?

— Они вошли в контакт с инопланетянами и получили приглашение на борт космического корабля....

Она всё-таки нашла их — вот девчонка!

— Ну-ну, и какие подробности?

— Как только за ними захлопнулся люк-трап, оборвалась связь с оптимизаторами.

— Их захватили? Отняли и уничтожили браслеты?

— Оптимизаторы весьма устойчивы к внешним воздействиям, а вот связь — всё тот же древний принцип электромагнитных волн, которые несложно заблокировать.

— Вот видишь. Настенька попьёт чайку и выйдет на лужайку — связь восстановится.

— Ты сейчас меня успокаиваешь или себя?

— Что предлагаешь?

— Это ты предлагаешь — немедленно вылететь к месту обрыва связи и выяснить в чём дело.

— Где это?

— Североамериканский континент, восточный склон Скалистых гор.

Беспокойство за судьбу дочери вытеснило из души все прочее остальное . Спустился в каюту, разбудил жену, поведал причину.

— Что делать? — всполошилась Люба.

— Лететь к месту последней связи, искать следы, причины....

— Да-да, немедленно, конечно....

На гидросамолёте пересекли океан. К отрогам Скалистых гор "по щучьему велению" перенёс автомобиль — старый изъезженный армейский пикап. Ещё полдня козьими тропами, и вот она, хижина дяди Тома — причудливое строение из брёвен и шкур.

Дядюшка Том — Томас Дэвидсон — убеждённый холостяк, чудак, охотник. У него есть оптимизатор — он надевает его на ночь, забываясь в эротических снах. И ружьё — им он добывает пищу, стреляя диких птиц и животных. Как раз к нашему приходу распотрошил убитую индейку и прилаживал к вертелу над костром.

Наше появление не смутило его ничуть и не удивило. Широким жестом пригласил к предстоящей трапезе. По-русски его слова звучали бы так:

— Милости прошу.

Прирученный камышовый кот — единственный домочадец робинзона гор — перетащил объёмное брюхо поближе к пище. Люба попыталась погладить его, но самолюбивое создание уклонилось от ласк.

В хижине дяди Тома жили Настенька и Жан. Здесь остались их вещи. Отсюда они ушли в экспедицию и не вернулись.

— Зелёных карликов искали, — доложил хозяин.

— Зелёных? — заинтересовалась Люба. — Почему зелёных?

— А я их видел — вот как вас. Они глазастые, лысые, маленькие — Том Дэвидсон отмерил ладонью метр от земли — и зелёные.

— Как же они завелись в ваших краях?

— На тарелке прилетели.

— Вы видели?

— Там, — чернокожий охотник махнул куда-то рукой. — Там, в горах стоит их тарелка — надо думать, неисправная. Вашим ребятам обещал показать, но не дошли — гроза ударила. Жуткое дело — гроза в горах. Вернулись. Потом сами пошли, говорят: "Дорогу запомнили". Думаю, нашли.

За разговорами жаркое подоспело.

— Угощайтесь, — предложил Томас, и первый кусок достался коту.

Я потянулся к оптимизатору.

Билли:

— Не стоит.

— Тогда аппетит.

— Ой, как кушать хочется, — встрепенулась Люба.

И сам ощутил приступ голода — такой, что с удовольствием умял добрый кусок полусырого, сочащегося жиром и кровью мяса. Без хлеба, но с солью — крупной, серой, должно быть, из камня дроблёной.

Люба, ополоснув в ручье лицо и руки:

— Давно у вас завелись зелёные карлики?

Дядя Том:

— В прошлом году приметил, а кто из нас раньше завелся, не скажу — не знаю. Может, и они. Как увидел, говоришь? На перелёт утиный вечерком пошёл. Уж зорька гаснет — летят. Бабахнул. Одна, вроде как, не камнем вниз, а бочком-бочком отбилась от стаи и приземлилась. Убил — не убил? Направление запомнил — думаю, потом посмотрю. Ещё посидел — перелёт закончился, и я поднялся. Пойду, думаю, гляну — всё равно по пути. Совсем темно стало — сапоги едва различаю, где тут утку узреть. Но иду, смотрю под ноги. Стоп! Что за дьявольщина! Вижу тень перед собой. Не сразу сообразил — свою. Вон колпак от зюйдвестки, вон ружьё за спиной. Луна что ль из-за горизонта выскочила — солнцу как бы ни ко времени. Поворачиваюсь — святая дева! — светящийся диск спускается с неба за гору. А от него прожектор по земле шарит — ну, и по мне пробежался. Вон там....

При этих словах охотник махнул рукой куда-то за спину, и мы с Любой дружно глянули в темноту.

Том Дэвидсон продолжил:

— Меня любопытство разбирает — что за чертовщина? Следующим днём собрался по-походному и на ту гору. А потом вниз. Там, на площадке в расщелине, и приметил этих головастиков. Две тарелки стояли борт к борту, а букарашки зелёные суетятся меж них. Это они мне сверху муравьями показались, а подобрался ближе, смотрю — нет, вроде бы люди, только заморенные: ручки тоненькие, ножки того и гляди подломятся. А сами таскают что-то из одной ракеты в другую. Корабли их космические больше на жаровни похожи, только без ручки. Тарелки, одним словом.

Дядюшка Том подкинул в костёр, затащил кота на колени, пригладил и продолжил:

— Домой вернулся, места не нахожу — хочется ещё раз на них взглянуть.

— Вы бы учёным сообщили, — подсказала Люба.

Старый негр хмыкнул и пальцем погрозил:

— Ты наговоришь! Что, мне тут одному плохо живётся? Нет-нет — никаких учёных. Ну, да ладно. Скоро опять за гору собрался. Жаровня одна стоит, второй след простыл, и головастиков не видать. Насмелился, подошёл — все следы осмотрел и сообразил: улетели черти. Ракетку бросили и улетели. Обошёл тарелку эту — скрутить нечего. Из деревца лесенку срубил, наверх забрался, та же картина — окон нет и отломить нечего.

— Так и стоит? — Люба с недоверием.