Огнев Лаврентий Даниилович - [не]лишняя дружба (Рабочее название)

— Глория, мать вашу, мы вас уже похоронили. Ни один из аэропортов не подтверждал ваше прибытие, а в море идет шторм. Первый шторм в этом сезоне и, скорее всего предпоследний — у нас редко бывает больше двух за сухой сезон.

— Мы идем из шторма. Живые, — я слегка соврал, я уже не совсем. Машину ведет Глория, я у меня за время борьбы со штормом, особенно за тем минуты, что мы, уже взлетев, пытались вырваться, погода выпила все силы. Две кружки пива и теплая постель с любимой женщиной — все, что занимает мой мозг сейчас.

— Значит, я вас прибью, когда сядете, везунчики чертовы! Как шторм?

— Черт его знает, мы в центре не были, диаметр сорок миль, в десяти от центра было двадцать метров в секунду.

— По нашим меркам не хило! Поздравляю, мать вашу! Пусть вам всегда так везет!

— Спасибо. Посадку разрешите?

— А куда я денусь, Глория — садитесь. Полосу знаете, ветра нет, у нас все стихло. И на глаза мне не попадайтесь!

— Спасибо, сэр!

— Благодарю вас, диспетчер! — добавила любимая.

— Легкой посадки, прекрасная леди — ответил тот.

Да, сажать машину придется ей. Я только отторможусь и вырулю на стоянку. С Богом!

Я уже не слушаю, но Глория проговаривает...

— Высота шесть тысяч, начинаю снижение.

— Пять тысяч.

— Четыре.

— Три тысячи.

— Две тысячи.

— Одна тысяча футов.

— Пятьсот футов, вижу полосу.

— Триста. Полоса прямо по курсу.

— Сто футов.

— Пятьдесят. Очнись! Очнись, идиот! Как я буду садиться! Здесь же не вода!!! Она такая короткая!

Резко отхожу от дремы.

— Ты справишься! Сколько до полосы?

— Две мили. Прости, любимый. Я испугалась, ты даже глаза закрыл, я же одна не смогу!

— Сможешь, давай.

— Высота тридцать, до полосы полмили.

— Здесь полоса длинная, как и везде здесь. У тебя будет полторы мили. А самолету нужно меньше трети этого расстояния. Ты справишься.

— Прохожу торец полосы, высота двадцать.

— Давай, любимая!

— Высота десять.

Все, молчит. Сосредоточена до предела.

— Есть касание, убирай режим!

Машина плавно коснулась полосы задними стойками шасси, обратного подскока не было, через секунду мы уже несемся по полосе на всех трех стойках.

— А что дальше, Витал?!

— Я начинаю торможение. Все нормально.

Самолет начинает плавно замедляться, нам все равно нужно дорулить до конца полосы, наша стоянка там. Через две минуты останавливаемся на нашем месте. Все, мы на земле. Мы живы, машина вроде цела.

— Глория, ты молодец. Села хорошо. Только за торец полосы мы пролетели метров триста, это многовато.

— Заткнитесь, мой капитан. Я знаю, что я села хорошо.

Я уже отстегнулся, она тоже — встаем одновременно. И вот же момент девушка бросается мне в объятия, оба крепко сжимаем друг друга. Глорию сильно трясет. Меня тоже, наверное. Надо успокоиться.

Объятия, ласки и поцелуи помогают. Пышечка крепко прижимается ко мне, уже не дрожит, дышит спокойно, но по прекрасному личику льются слезы. Расслабилась. И все-таки, какая же она у меня умница. Героическая девица!

Только сейчас понимаю, что из одежды на нас только нижнее белье, остальное мы даже не подумали одеть, когда выскочили из гамака. А в дверь уже стучат...

7 число 4 месяца 24 года, 08 часов 50 минут, Корпус-Кристи, городской аэродром

Кое-как по-быстрому натянув джинсы, открываю дверь. Снаружи оказался диспетчер, молодой длинноволосый парень, глаза его покраснели от бессонной ночи, лицо побледнело и выражает одновременно злость на нас и радость от того, что мы спаслись.

— Вы тут что, трахаться сразу собрались, не могли потерпеть? Я уже думал врача вызывать, вдруг вы там полумертвые, переломанные лежите. А на вас ни царапины, везунчики чертовы. Мой брат после того, как в шторм на баркасе попал, полгода в больнице отдыхал.

— И тебе доброе утро! Спасибо, что переживал за нас. И извини, пожалуйста.

— Да черт с вами. Поздравляю с тем, что легко отделались. С виду даже машина целая. Позвать механика проверить?

— Обязательно, а мы пока в отель, спать. Этой ночью нам выспаться сам понимаешь не вышло.

— А то! Удачи вам, везунчики. Доброе утро, леди Глория! — диспетчер резко покраснел...

Ага, за моей спиной показалась моя красавица. Новой одежды на ней не добавилось, за исключением черных обтягивающих шорт с зашитой правой штаниной. А в таком виде она может смутить даже завзятого любителя худышек — формы у нее хоть пышные и большие, но очень правильные и женственные.

— Любимая, не отвлекай человека при исполнении!

— Ты бы сам не отвлекался, а помог мне. А то пришлось через весь салон прыгать за костылями. Хорошо хоть они очень крепкие, не сломались, пока летали по салону.

— А некрепкие такую красивую девушку просто не выдержат!

— Да ну тебя, сейчас обижусь!

Ушла назад в салон, одеваться дальше. Я попрощался с диспетчером и присоединился к Глории. Она одела белый топ и начала расчесывать свои чудесные волосы. Я отобрал у невесты расческу и сам занялся медитативным процессом. Потом мы поменялись ролями — за то время, что я провел на Новой Земле, волосы у меня отросли до плеч, что моей любимой очень нравится — мне тоже нравится, еще несколько месяцев можно не стричься.

7 число 4 месяца 24 года, 11 часов 00 минут, Корпус-Кристи, гостиница 'Эвергрин'

Мы решили плотно позавтракать в баре клуба 'Одинокий волк', потом пропустили там же по кружке темного пива и отправились отдыхать свой номер. Теперь уже до упора. Любимая уже тихонько сопит, я ее обнимаю и умиляюсь. Скоро дремота и меня похитит из мира реального в мир снов, надеюсь хороших снов — плохой уже мы видели наяву.

7 число 4 месяца 24 года, 25 часов 10 минут, Корпус-Кристи, гостиница 'Эвергрин'

Ну мы и горазды спать! Почти четырнадцать часов! Выспались на славу, но что же теперь делать целую ночь. Вернее, занятие-то нам найти будет легко, а вот как уснуть? Утром нам вылетать в Одессу. Хотя, сейчас главная забота — покушать, после сна аппетит проснулся зверский.

8 число 4 месяца 24 года, 2 часа 10 минут, Корпус-Кристи, гостиница 'Эвергрин'

Время мы провели чудесно. В 'Одиноком волке' сегодня был 'вечер народной песни' — выйти на сцену мог любой посетитель, к услугам желающих был даже аккомпанемент. После пару часов весьма унылой музыки, народ начал вспоминать, кто же умеет хотя бы сносно петь. Оливия Хорнвуд сдала мою любимую с потрохами — отвертеться от выхода на сцену ей не удалось. Как оказалось, песен Глория знает немало — со сцены ее не отпускали около часа, она спела за это время двенадцать песен. И потом еще одну в конце вечера — вызвали на бис. Голос у нее — замечательный, нежный и негромкий, но пронзительный. Я все это время сидел с важным видом и сообщал всем вокруг, что сейчас поет моя невеста! Сидел и гордился!