Радзивилл Ежи - Гении неба

Лег на измятую постель, чувствуя Зов, сомкнул глаза. Мгновенный переброс сознания, воспринятый им как щелчок переключателя — и я оказался там. Утренний дождь ласково шелестел в невидимых из видеоокна мясистых листьях айонурии. Землянин, то есть терранин во мне засыпал. Остался только курсант Академии. Синтезатор привычно щелкнул и выдал разовую лагуну, блюдо с приевшейся кусичкой. Расправившись с завтраком и одеванием, я привычно огладил волосы и оказался в Аудитории Два.

Дэв пожал мою конечность с видом заговорщика:

— Телеграмму получил.

— У тебя тоже это было болезненно?

— Не то слово. Как ты провел свой первый день?

— Так себе. Мрачное место эта Москва. Если не считать ресторана и последовавшей за ним псевдошлюхи, то тоска.

— Мнда... А как это — псевдо? — заблестел линзами друг. Я обьяснил. Он оскалился, — Ну ты вечно не как все... Нарвался на историю. Надо же, а я и не думал, что у вас может быть такой сильный рэкет. Смотри-ка, Тунг...

Тут на кафедре и вправду обозначился старший преподаватель Тунг и разговор прервался на весь день. Пятнистый гнал нас сквозь дебри сложнейшей темы войн во времени. Боевые действия на хроноскафах, хрональное оружие, парадоксы и квазипарадоксы его применения и все такое прочее. Это было чертовски сложно и не менее интересно. После лекции, растянувшейся на весь день, американец спросил:

— Не приходила в голову мысль что-нибудь сделать? Я имею в виду там, на Террис?

— Видишь ли, я был занят разными другими делами. Но задумка неплохая.

— Как оно, не слабо, а?

— Идет. За недельку проработаем детали, и — вперед, на амбразуру!

— ?

— Не обращай внимания. Жаргон совка. Был у нас такой, что подскользнулся и стал нечаянно героем.

— А, вспомнил, это ты про вашего Павлика Морозова! — щегольнул новыми познаниями Дэвид, — Но постой, ведь он закрыл амбразуру своим отцом, да?

— Может быть. Извини, Дэв, я должен еще кое-что сделать, прежде чем начать думать над нашим проектом.

..."Говорит Москва. Московское время семь часов пятнадцать минут, в эфире эстрадная программа." -сообщила радиоточка на кухне:

Под легкие гитарные аккорды я поднялся, зашел на кухню, врубил чайник и проковылял в ванную. Из репродуктора доносилось:

"-Понимаешь , малыш , у Земли , вероятно , ангина ,

А я себя чувствую горлом, которому больно глотать эту жизнь.

Только ты на меня не сердись, лучше дальше по жизни кружись,

Ты уже для меня не смогла стать глотком анальгина.

Мы живем так, как будто у всех тридцать восемь и восемь,

И поэтому все происходит вокруг в бесконечном больничном бреду,

Только я от себя не уйду, и ответа никак не найду:

Почему друг у друга мы помощи скорой не просим?

Так и смотрим на мир воспаленно больными глазами,

И кричим о любви, только голос пропал, от вселенской простуды пропал...

... Но с тобой все в порядке: ты жива и здорова,

Безнадежно здорова, и толку не будет со мной, безнадежно больным,

А когда все растает как дым, заходи, посидим, помолчим,

Обо всем помолчим, и о главном не скажем ни слова..."

Я вспомнил светло-серые глаза Рудиной на продолговатом, умном, ироничном, чертовски породистом (лучших петербургских кровей) лице, вздохнул: "пальцем в рану". И прикрутил радиоточку. Быстро прибрал, воткнул штеккер в телефонную розетку, под несмолкающий звон телефона завернул баллончик в подвернувшуюся кстати старую газету, выпил растворимой кофе в кол-ве 1 (одной) чашки и еще раз оглядев комнату, прихватив о собой непочатые почти бутылки и газ, вышел, проверил наличие ключа. Захлопнул дверь. Часы показывали половину восьмого. Во дворе за баранкой сонно блестел черепом Рома.

— Поехали к главпочтампту. Не выспался? Ничего. Сегодня управимся часа за три— и езжай себе досыпать.

— Московское время семь часов сорок пять минут, — профессионально бодро сказал диктор в автомобильных колонках, — Новости. Сегодня, тринадцатого августа, в парламенте Союза Эсэсер будет обсуждаться....

Я убавил громкость. Пусть себе обсуждают что хотят. Мы подъехали к почтамту. Татьяна стояла на видном месте. Похоже, она не очень-то верила, что я привезу ее вещичку. Но я честно привез. Вылез, помахал ей, положил сверток на крышу стоящей рядом машины, сел в такси, -Поехали, Рома. Заседание продолжается!

Машина тронулась. Девица изобразила довольно занятный маневр, пытаясь одновременно ухватить свою драгоценную игрушечку и одновременно же остановить тачку. Конечно, этого ей не удалось, и я назвал новый адрес:

— Сегодня мы быстро, отвезешь туда-обратно и все. Валюта достанется еще быстрее, чем вчера. Не боишься стать миллионером? Правильно. Вряд ли я столько буду тебя использовать.

— Странный ты паренек, — прищурился таксист, — На вид пет восемнадцати, а говоришь, как битый сорокот. Из серьезных?

— Ну. Серьезнее некуда. Здесь, жди. Можешь вздремнуть. Это минут на десять или пятнадцать.

Когда я вышел, то первое, что бросилось в глаза — такси рядом с моим. В такси сидела Татьяна. Я вздохнул. Устраивать Большие Гонки Американская кинокомедия "Большие гонки" студии 20 век — Фокс, о первых межконтинентальных автомобильных гонках Нью-йорк — Париж. мне не хотелось.

Поэтому я подошел к Роме, незаметно для окружающих, но, конечно исключая Рому, опустил деньги ему в карман, попросил, не шевеля губами:

— У меня проблемка. Поэтому ты делаешь вид, что уезжаешь. Через пять минут подъедешь во-он к тому гастроному. К заднему двору. Добро?

Похлопал его по плечу, громко сказал:

— Тогда на сегодня все. Завтра подъедешь как всегда, привет семье.

Машина уехала. Я не спеша тронулся по улице в сторону гастронома.

Татьянин экипаж изображал неполадки в системе запуска и медленно тащился сзади. Затем ненамного обогнал меня и будто бы стал парковаться у гастронома. "Только бы лысый не наколол," — подумал я и немного прибавил шаг. Подъезд к заднему двору гастронома выходил на другую улицу. Это был шанс. Мне вовсе не хотелось сталкиваться неизвестно с кем, не обладая ничем, кроме так называемых "мохнатых маневров". Это когда кроме трусов и пучка мохнатой шерсти промеж ног больше ни черта из аппаратуры нет. Я взглянул на часы. Осталась ровно минута. Расслабленно вошел в магазин. На первом этаже давали колбасу. Творилось что — то фантастическое: повсеместная ругань, толстые красные бабы привели меня в восторг. Я сразу же пылко полюбил их, чувствуя взгляд Татьяны, прожигающий рубаху на спине, и страстно заорал на какого-то мужичонку:

— Вы здесь не стояли, вы влезли!!!

Мужичонка, ясное дело, не тише заорал, что стоял. Встряли бабы и начался Колоссальный Лай. Кого-то стали выталкивать из очереди. Благоразумно отойдя в сторону, откуда не могли видеть, что я же это и устроил, уже вполголоса попросил разделяющих меня и служебный вход: