Радзивилл Ежи - Баллада о краденой памяти

Дэви кашлянул:

— Я же говорил тебе давным-давно, что независимость — только инструмент, но никак не цель. Надо выбрать цель. Иначе...

— Знаю, — Эн Ди снова положил удочку на край лунки, поднялся, выпрямив все свои два метра тридцать пять сантиметров, — Надоело, пошли к женам! Или в курительный салон. А вообще мне кажется, нам надо связаться с бандой Дэля.

— С Видящим Суть Вещей? — с сомнением пробормотал Дэви, — Но если ему есть, что сказать, он появляется сам. Притом, ты же знаешь, каковы его советы. Уж лучше тогда слетать к твоему дракону. Тот всегда по делу хоть что-нибудь да скажет. Хотя тоже любит загадки загадывать. Вот только...

— Что?

Дэви смешался, опустил глаза:

— Да так. Я только хотел сказать, что цель есть, но ты не хочешь думать о ней. Наверно, это слишком больно?

Эн Ди оглядел приятеля, будто увидел впервые, протянул:

— Вон ты куда?

Помолчал, докуривая сигарету. Медленно произнес:

— Вернуть, значит, себе похищенного сына. Ни больше и ни меньше? Но это, хотя и мучает меня постоянно, кому знать, как не тебе, что это нам не по зубам! Мы не в силах вернуть Тари, и довольно.

— Пока,— вставил Дэви, — Пока не в силах.

— Довольно! — почти закричал Эн Ди, — Прекрати, слышишь ?

— Слышу. Катти, нас домой, — грустно сказал Дэви, — Нам в курилку.

Оставив рыбацкие принадлежности на льду речки, они шагнули на два с лишним километра от нее. Сразу в теплое, обитое темно-коричневой тисненой кожей помещение курительной комнаты, где перед двумя мягкими, уютными креслами, как и всегда, мерцало в камине пляшущее по березовым чурбачкам пламя. В двери поскреблись. Дэви хмыкнул:

— По тебе стосковалась твоя обезьянка. Пустить?

— Сам ты обезьянка! — заявила с порога невысокая девочка со странным разрезом глаз, независимо прикрыв локтем створку двери, — Я Мартышка! Эн Ди, он снова обзывается!

— Привет, — отреагировал наконец Эн Ди, — Мне тоскливо, дитя.

— Значит, можно сидеть на твоих коленях, — сделала практический вывод девочка и немедленно претворила его в жизнь, приникнув щекой к выпуклому торсу, жалобно попросила, — Растолстей, пожалуйста, а то ты такой жесткий, что долго не просидишь! Ну хоть немного!

Эн Ди окончательно вышел из задумчивости и потрепал огненно-рыжие косматые волосы девочки. Она блаженно прикрыла глаза:

— Твои руки самые нежные на свете, они ужасно ласковые.

Упрекнула:

— Ведь я твоя самая любимая игрушка, так? А тогда почему я так редко вижу тебя после последней экспедиции? Может быть, ты уже не любишь меня?

Дэви хмыкнул:

— Ну разве можно тебя не любить?

Свободного покроя комбинезон девочки, бурый с размытыми зелеными полосами вначале, на глазах потемнел и скоро стал черным как халат Эн Ди. Особая ткань комбинезона словно впитывала цвет ближайшего предмета. Девочка промурлыкала:

— Почему ты не скажешь о том, как я пахну? Тебе нравится мой запах?

Эн Ди молча кивнул, покачивая ее на коленях. Дэви хмыкнул:

— Ну конечно нравится, еще бы! Он и сам насквозь пропах конюшней. Хотя...

— Это "Антарктида", — сообщила Мартышка:

— Я воровка. Я пробралась в комнату Эн Ди и надушилась его одеколоном. Может быть, он будет любить меня еще больше. Ведь теперь я пахну его любимым одеколоном!

— Кажется, ты вылила на себя немало, — улыбнулся он, — Я люблю тебя, Ло.

Но отсутствующий взгляд сообщил Дэвиду о глубоких и невеселых размышлениях. Что не творила эта девочка, как не хохотал Дэвид над ее шуточками, глаза вежливо улыбающегося Эн Ди остались печальными. В конце концов Мартышка Л о устала и снова прикрыла глазищи, прижимаясь щекой к потертому черному халату. Вздохнула:

— Ни-ку-да я тебя одного больше не пущу. Разве можно тебя оставлять без присмотра?

В этот момент что-то произошло. Словно черная тень закрыла их уютный небольшой двухэтажный домик, и у каждого сжалось сердце от мрачного, холодного предчувствия беды. Но это продлилось какой-то миг, тень тут же исчезла.

Мартышка встряхнула головой:

— Так куда вы собираетесь, Звездные капитаны? Я же вижу ваши особенные лица?

Дэви рассмеялся:

— Пока что еще никуда. Мы еще не устали отдыхать.

— А тоска еще не стала черной, — добавил Эн Ди без тени улыбки.

Двери распахнулись. На пороге стояла невысокая женщина — инопланетянка с округлым добрым лицом, в сарафане, на мягкие плечи ее ниспадали пряди металлически блестящих тонких длинных волос:

— Дэви, ты еще не голоден? Уже время завтракать, а тебя все нет и нет...

Дэвид принял озабоченный вид, сунул недокуренную сигару в карман мягкого клетчатого пиджака:

— А в самом деле, я-то думал: чего так нехорошо на душе? А оказывается, что просто сосет под ложечкой! Идемте есть!

Эн Ди слегка улыбнулся:

— С твоего позволения я посижу здесь. Пришли мне чашечку ротандийского и парочку пунтейских пирожков с орехами.

Мартышка на мгновение вышла из нирваны:

— Мне— это, любимое лакомство госпожи адмиральши, ну как же его, трудное такое слово!

— Эскимо-пай, — подсказал Эн Ди. Мартышка согласно кивнула и снова ушла в себя, прижавшись к нему щекой.

С легким шорохом в районе кресла возник и завис в воздухе небольшой черного лака поднос, украшенный миниатюрой, аллегорически изображающей двенадцать сторон света. На нём дымилось кофе с погибшей в незапамятные времена планеты Ротанда и пирожки с еще не народившейся планеты Пунтейя. В специальном серебряном контейнере— морозильнике, из-под крышки которого вился дымок углекислоты, расположились несколько порций любимого лакомства многих здешних обитателей: эскимо с орехами и фруктами, политое шоколадом. Мартышка оторвалась от халата своего повелителя, запустила руку в контейнер, вытащила эскимо и прихватив заодно хрупкую, просвечивающую кофейную чашечку, приступила к завтраку.

3. Привратник.

К вечеру в сражении вновь наступило затишье. Никто не считал, сколько атак кочевников отбросили воины князя, перед вновь забаррикадированными воротами громоздились тела в косматых шкурах, и их тоже никто не считал. Причитали женщины над теми дружинниками, которые имели матерей жен, сестер или возлюбленных.

Тела погибших воинов князя лежали чуть поодаль, у основания крепостной стены. Их неровная линия протянулась на несколько десятков метров. Тем же, кто уцелел в битве, пока что было не до павших товарищей. Почти обессиленные, многие с кровоточащими, наспех наложенными повязками, они обступили принесших небогатый солдатский блокадный харч женщин. Молодой князь, присев на какой-то обломок, ничем не отличался от своих ратников. С перевязанной тряпицей левой рукой, он жадно ел из котелка, принесенного сестрами. Они смотрели на него с гордостью и немного с испугом. Уж слишком непохож был этот суровый воин, пахнущий потом, гарью и смертью, на того брата Халрика, который всегда разделял их игры в садике малого двора. Увидев дно котелка, князь со вздохом отдал его сестрам и поднялся на ноги: