Радзивилл Ежи - Баллада о краденой памяти

Он сидел в уютном кресле за низким, наклонным лаковым рабочим столом в тенистом павильоне на берегу маленького озера, рассеянно перебирая бесценные древние свитки, подарок жриц Озера, и уже не останавливал внимание на огненно пылающих знаках. Привратник вдруг ощутил, насколько он устал от всей этой истории и впервые почувствовал себя старым. И не было среди тысяч встречных людей ни одного, способного стать его учеником.

60. Хаон.

Демон стоял у окна, наблюдая за суматохой на площади, вызванной разрушающим стекла ревом сверху. Из жиденьких облаков к флюгерам, печным трубам и черепичным крышам тянулись быстро увеличивающиеся восклицательные знаки инверсионных следов множества опускающихся на Ахайя кораблей разных форм, цветов и размеров. Только огромных дисков Тунга не было среди всей этой массы разнородного металла. Эн Ди улыбался им, как старым и верным друзьям, надежно приходящим на помощь... Иногда порядочно опаздывая, но опоздание не портило настроения Звездному Капитану Эн Ди. В конце концов, что такое сотня дней для бессмертного существа?

— Вы там все под прицелом!!! — жестью загрохотал скрипучий голос, — Капитан, здесь нужны трупы? Боже мой, Эн Ди, что ты на себя нацепил? Ты уверен, что у тебя нет вшей или какой-то другой гадости? И ногти изгрызены, когда ты отвыкнешь их грызть! А мы так искали, так искали!!! Ты должен немедленно привести себя в порядок и не позорить меня перед другими кораблями.

— Ну, началось, — рассмеялся демон.

— Что это? — растерянно спросил Рик.

— Это? Валькирия, мой сварливый, верный дом. Не нервничай, мальчик. Все в порядке. Я скоро вернусь, только переоденусь да поздороваюсь со всеми, — сказал демон и шагнув в оконное стекло, исчез.

Эпилог.

Когда последний день уходящего в никуда 1994 года стал клониться к концу, когда вместе с закатом угасли хлопоты хозяек вокруг праздничных яств, когда мои собаки уже объелись за счет разнузданного, оголтелого рэкета на кухне добрейшей Н.Н., став похожими на мохнатые дирижабли, а я, подогрев память и фантазию крошечной рюмкой водки, доброй чашей вина да здоровенной кружищей забористого кофе за номером один, готовился завести приятный и полезный разговор с подтягивающимися гостями, в голове пронесся "внутренний" звук.

Я его очень хорошо знаю. Почти так же хорошо, как "Блям-блям-блям" телефона, но определения этому вызову никак не подберу. Этот сигнал похож на далекий аккорд фанфар — и звон серебряных колокольчиков, он как шелест откладываемого в папку листа бумаги, где на последней строчке посередине стоит одно-единственное слово, отсекающее уже исписанную стопку бумаги от меня — и обещающую ее кому-то совсем другому. И еще на многое похож этот сигнал. Он как грустная улыбка со светлой печалью на душе.

Словом, его почти невозможно выразить и уж точно невозможно записать, скажем, на магнитофон. Это мыслезвук, а для них слов в русском, одном из богатейших и выразительнейших языков Террис, просто нет. Как, впрочем, и во всех остальных языках терран. Ведь язык передает то и только то, что могут чувствовать люди. Так что не буду и пытаться описать.

Меня позвали, то есть просигналили. Кто-то с галаксом наперевес ломился в мозг. И я настроился на прием. Потому, что это как телефон, только штепселя, чтоб отключить, под рукой нету. И лучше ответить, быстренько пообщаться и "кинуть трубку", чем пытаться выдерживать характер под непрекращающуюся прерывистую пульсацию вызова под теменной костью.

"-Ну?" — подумал я.

"— Это я," — подумал мне Эн Ди,: "— Надо поговорить. Как ты на это смотришь?"

"— Завтра," — подумал ему я, "— Ты же отсканировал, что я не дома."

"— Я приду к тебе," — фыркнул он, "— Это же у ТЕБЯ нет галакса, а у меня с ним все в порядке! Так — что?"

Я зажег сигарету, глотнул из кружки за номером два еще глоток кофе и наконец ответил, выдыхая приятный ментоловый дым:

"— Хотя почти все собирающиеся наслышаны о тебе, предполагаю, что твое появление будет шоком для них!"

"— Никто из этих слабонервных меня не заметит. Так — как, Джиизз?"

"— Ну разве что не заметят," — вздохнул я: "— Давай в двадцать три тридцать. За полчаса до Нового Года. К тому времени моя немая разговорная мимика, даже обращенная к пустому месту, не вызовет никакой реакции у окружающих. И не обзывайся. Я — Ежи."

"— Ладно, Ежи. Все ясно. Приду." — засмеялся он и отключился.

Часы пробили полдвенадцатого, и он появился. Фотообои на стене, изображающие речку и лес, приобрели объем, он вышел из-за их края и перешагнул низ, как высокий комингс судовой двери — "задрайки". Поднял руку в приветствии:

— Вот я. Здесь шумно. Идем-ка на балкон.

Я быстро окинул глазами застолье. Действительно, они не замечали его. На душе стало одновременно и жутковато, и забавно. Я встал, проверил наличие курительных принадлежностей, пошел следом за огромной, пригнувшейся, выходя на балкон, фигурой. Рядом с его двумя с лишним метрами роста я снова почувствовал себя дворовой шмакодявкой. Он облокотился на проем оконной рамы, пристально всмотрелся во двор, потом, повернув голову, в мое лицо.

Сказал незначаще:

— Там шумно, однако приятно пахнет. Хвоя, свечи, селедка под шубой и все прочее...

Я кивнул. Я ждал. Эн Ди не из тех существ, что появится поздравить с праздником, если у него нет впридачу какого дела к тебе. Которое запросто может весь праздник угробить. Уж я-то его знаю как облупленного!

Он понял, а может, просто принял мои мысли, кивнул и улыбнулся:

— Что же, с праздником! И с тем словом, что в одиночестве занимает последнюю строку рукописи.

— Спасибо. Тебя — с тем же, — сказал я, — Не тащи кота за хвост!

Он поморщился, дернул головой, плавно повел рукой с грацией хорошего — фехтовальщика:

— Ты прав. Я не с этим. С праздником совпадение чисто случайное. То есть, раз случай представился, то и поздравить тоже, но... Скажи, какого черта ты продолжаешь писать о нас? Чего ты хочешь?

— Компьютер модели "Ультрапумапрималюкс-999888777 Омниа-А" с Сетью и личным пси-терминалом, юниомнекс и еще... — начал я, но он перебил:

— Это я знаю. Я совсем о другом. Может, уже достаточно ворошить мои кости?

Я покачал головой:

— Ну уж нет! До тех пор, пока я буду находить слова, чтобы f рассказать, что с тобой и другими случается, я буду писать. Я здорово привязался к вам.

— Знаю. Мы все — тоже к тебе привязались. Но ты пишешь не только для себя, и те, терране, они ведь не поймут! Ты же знаешь, что там будет дальше, и уже сейчас с трудом подбираешь понятия, чтобы как-то записать происходящее.

— Эхх... "Не судите, да не судимы будете" — чьи слова? Ну сейчас, может, и не поймут, а завтра вдруг да и дойдет? А уж послезавтра — наверняка.

— Твоего "послезавтра" может и не быть, Ежи.