Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #3

Главный редактор т. Викулов и секретарь парторганизации журнала т. Кривцов приглашались на беседу в отделы ЦК КПСС. Им было указано на необходимость неукоснительного соблюдения требований, изложенных в постановлении ЦК КПСС “О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевидения, кинематографии, учреждений культуры и искусства за идейно-политический уровень публикуемых материалов”.

Полагаем возможным ограничиться принятыми мерами.

Зам. зав. Отделом пропаганды ЦК КПСС В. Севрук

Зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС А. Беляев

1 марта 1977 года

Отмечу особо, что в целом отдельская записка отличается вежливой обтекаемостью, сдержанностью стиля — не в пример размашистым, а то и грозным политическим инвективам цензуры. Да и принятые меры, как нетрудно убедиться, носят профилактически-воспитательный характер. Ну прямо иллюстрация к известной милицейской байке о “злом” и “добром” следователях!

Разумеется, не всё здесь так просто. К тому времени в высшем руководстве партии (отметим здесь личную роль Л. И. Брежнева) возобладало уважительное, терпеливое отношение к творцам художественных ценностей. Разумеется, до определённого предела, каковым, естественно, считалось отрицание превосходства и смысла советского строя и коммунистической идеологии. А так — своего рода “крылатые качели”: вверх, вниз, вправо, влево — твори, выдумывай, пробуй!

В этой своеобразной и хитрой политике “качелей” учитывались и по возможности смягчались как либеральные, так и “русофильские”, “почвеннические” тенденции и крайности. Правда, с одним необходимым уточнением: любые “общечеловеческие”, в том числе прозападные мотивы в творчестве писателей либерального крыла воспринимались как заведомо более прогрессивные. А упрямое обращение литераторов “русской партии”, и прежде всего наиболее талантливого из них — В. Распутина, к истокам национальных традиций и народного характера, формирования и развития национального самосознания однозначно трактовались как еретическое впадение в грех “патриархальщины” и шовинизма. Для “левых”, либеральствующих — мягкие укоры и урезонивания, дружеские беседы. Для “правых” — суровые окрики, угрозы, политические ярлыки.

Объяснение всему этому теперь найдено. Литературную политику 60-х — 70-х гг. в ЦК КПСС вершили люди в основе своей без- и вненациональные, пронизанные духом “социалистического интернационализма”. Кстати, далеко не все из них были узколобыми догматиками. Просто уже тогда они были тайно ориентированы на “общечеловеческие ценности” и западные стандарты жизни. В них померкло, сузилось, а то и просто вытравилось святое чувство родной земли, восторга от её просторов и красот, кровного родства со своим народом, гордости за его драматическую, но славную историю. Не потому ли многим из цековских “надзирателей” за культурой, в сущности, не пришлось переживать мучительную ломку мировоззрения, когда в России на смену несовершенному “реальному социализму” пришёл куда более реальный бандитско-олигархический капитализм…

Но вернёмся к Валентину Распутину.

Угрожающие политические обвинения Главлита в адрес автора “Прощания с Матёрой” ЦК, по сути, проигнорировал. Повесть просто упоминается через запятую в небольшом перечне материалов “НС”, вызывающих серьёзную критику общественности в литературной и общеполитической печати.

Думаю, этому есть и ещё одно, мало кому известное конкретное объяснение. Шуму вокруг “Матёры” предшествовала не менее громкая возня вокруг повести “Живи и помни”. Помню (а я в те годы работал инструктором Отдела культуры ЦК), как в зале заседаний нового здания ЦК на Старой площади перед руководителями центральных СМИ с очередным установочным докладом выступал секретарь ЦК Михаил Васильевич Зимянин. Жёсткий и хлёсткий был тот доклад! Многим в который раз досталось на орехи за политическую рыхлость и мягкотелость публикаций, за недостаток наступательности в борьбе с буржуазной идеологией и т. д. В общем, всё привычно, всё как обычно. И вдруг в канву доклада вплелись новые, чисто творческие, идейно-художественные мотивы. Докладчик огласил свою прямо-таки разгромную развёрнутую оценку повести В. Распутина “Живи и помни”, только что напечатанной в “Нашем современнике”.

“Апология дезертирства!”; “Надуманные, нереальные сюжетные ходы!”; “Он призывает нас жалеть, вместо того чтобы ненавидеть!” Докладчик свирепствовал, а участники совещания — матёрые журналисты, всякое слыхавшие на своём веку, удивлённо переглядывались: во даёт Мих-Вас! До литературы добрался!

Прошло совсем немного времени, и всё вдруг волшебным образом изменилось. В Иркутск полетела телеграмма с приглашением на беседу в ЦК. Затем в газетах появились более чем благожелательные рецензии о “размазанной” Зимяниным повести, а вскорости было объявлено о присуждении В. Г. Распутину Госпремии СССР.

Стало ясно: куратор литературы явно перегнул палку, толкнул “качели” гораздо выше положенной отметки. Столь грубо портить отношения с творческой интеллигенцией не полагалось никому. Не сомневаюсь, что Зимянина одёрнули на самом “Олимпе”. Говорили даже в наших цековских коридорах, что он вынужден был лично извиниться перед Распутиным… Прав, сто раз прав был великий Шолохов, когда сказал одной короткой, как выстрел, фразой о двух высокопоставленных “контролёрах культуры”: “Демичев (тогда — кандидат в члены Политбюро ЦК. — Г. Г.) — пустой, Зимянин — грубо прямолинейный”. Не в бровь, а в глаз!

* * *

Конечно же, “синяки и шишки” от цензуры и ревнителей интернационализма в ЦК доставались не одному только Распутину. Моральными травмами, идеологическими “шрамами” отмечена творческая судьба многих “современниковских” авторов, в том числе будущих Героев Соцтруда Михаила Алексеева, Василия Белова, Юрия Бондарева, а также первого и единственного лауреата Ленинской премии в области публицистики Ивана Васильева.

…Вспоминаю давний разговор с В. Н. Севруком, зам. заведующего Отделом пропаганды ЦК, одним из любимчиков знаменитого “агента влияния” А. Н. Яковлева. “Володя! — спросил я (мы были уже на “ты”). — А почему все записки в ЦК по вопросам культуры направляются от двух отделов? Какое отношение пропаганда имеет к собственно художественному творчеству?” Ответ был коротким и внятным: “Главное, старик, — это следить за политикой в литературе. Эстетика, стили, творческие манеры — это дело самих писателей, их союзов. Но когда вещь напечатана или вышла в эфир — тут без пропаганды не обойтись. Наш долг — бдеть, не позволять идейно-политических шатаний и вольностей”.