Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 135

Но все эти результаты не означают, что у звезды Барнарда вообще нет планет. Нет только конкретных тел, на наличии которых настаивал ван де Камп. Но мы ведь не ради Юпитера собиралисьтуда лететь, правда? А что-то наподобие Земли там ещё вполне может оказаться.

К оглавлению

Опубликовано20 августа 2012 года

Культур-повидло сегодня отдаю теме, которую давно и напряженно пытаюсь осмыслить: блогерам и феномену сетевого блогерства.

Не хочется создавать искусственного саспенса, поэтому сразу сделаю важную оговорку. Если бы меня спросили несколько лет назад о моем отношении к блогерству, я бы однозначно поморщился: «Нэнавыжу!». Сегодня мой ответ столь же категоричен, сколь и развернут на 180 градусов: я полагаю блогерство одной из лучших форм творческого самовыражения, доступных современному интеллектуалу или по меньшей мере человеку, тяготящемуся животным бытием. Попробую обосновать свое мнение, причем постараюсь воссоздать его становление именно в динамике эволюции от odi к amo.

Я никогда не участвовал в социальных сетях — ни в контактах, ни в одноклассниках, ни в фейсбуке, ни в ЖЖ, ни в гугле плюс, ни где бы то еще — в роли блогера. Один только раз я открыл аккаунт в одноклассниках, уступив профессиональному любопытству: хотелось разобраться, с чем это едят. Продукт показался мне несъедобным и я аккаунт закрыл уже через три дня. В контактах у меня, кажется, тоже есть аккаунт, открытый братом из чисто утилитарных моих же потребностей — наблюдать, что там в этой сети мой братик пишет. Я также состою в Национальной деловой сети и называюсь в ней то ли блогером, то ли партнером. Что не меняет сути, поскольку я делаю в НДС точно то же самое, что и везде: пишу статьи!

Теперь внимание — самое интересное: то, что я пишу в различных журналах, как называется? Это статьи? Блоги? И вытекающий вопрос: кто я — журналист или блогер?!

Мне раньше всегда почему-то казалось, что я журналист, и скрепя сердце я признавал это неприятное для себя допущение. Почему «скрепя сердце»? Потому что не знаю более одиозной и безнравственной профессии, чем журналистика в классическом определении этого слова!

У моей неприязни очень давние корни — еще со времен обучения на филологическом факультете МГУ. Вы сами прекрасно знаете, что у студентов всегда складываются устойчивые круги общения, которые выходят за рамки своего факультета. Мы, филологи, тесно общались с историками, юристами, экономистами, студентами мехмата (несмотря на то, что они учились в другом здании), психологами, «исаашниками» (ИСАА — институт стран Азии и Африки при МГУ), но только не с журналистами! Поразительно, но факт.

Не знаю, может, сегодня всё уже по-другому и никакого непреодолимого водораздела между филологами и журналистами в МГУ не осталось, но в мои годы (80ые прошлого века) дела обстояли именно так. Журнализм был для нас, филологов, абсолютным табу по двум важным причинам: во-первых, журналисты тех лет были конченными проститутками большевизма и писание в газеты и журналы являлось безоговорочным синонимом орально-анальной перверсии; во-вторых, журналисты были чудовищно невежественны и потрясали своей учебной программой: не было ни одного предмета, который бы изучался на журфаке не по верхам! Всё — с наскока, всё — примитивно, поверхностно, убого. В результате на выходе получался специалист не понятно чего: ни полноценного знания языков, ни глубокого багажа истории, философии, эстетики, литературы, поэзии, ни единой гуманитарной дисциплины. О технических науках вообще речи, как вы понимаете, не шло — уже по самому гуманитарному определению профессии.

В результате мы получали необразованного молодого специалиста, подкованного в диамате, истмате, советском обществоведении и тесных контактах с самыми разнообразными органами.

Окончив аспирантуру и защитив диссертацию, я проработал по специальности — в Академии наук — всего пару лет, после чего благополучно погрузился в веселое предпринимательство лихих девяностых!

Когда в 1996 году я опубликовал свою первую статью в «Компьютерре», то ощущал себя исключительно антрепренером и биржевым трейдером, но никак не журналистом! Боже упаси. Ощущение это не покидало меня еще добрый пяток лет, после чего, как-то плавно и непринужденно стал ощущать себя журналистом по формальным признакам: писание «статей» в печатные журналы и газеты за деньги как называется? Журналистикой, как же иначе!

Примерно в те же годы во все тяжкие занялась цвести махровая графомания в форме сетевого блогерства. С годами она обрела характер эпидемии и сегодня являет собой чуть ли не фирменный знак отечественного сектора интернета. Такого чудовищного числа блогеров вы не найдете нигде в мире! Не случайно Живой Журнал, начинавшийся как американский, а затем международный проект, был целиком выкуплен русскоязычной тусовкой: наши блогеры закидали остальной мир шапками.

Остальной мир переместился в Фейсбук и Твиттер, которые позволяли непринужденно общаться простым людям между собой без претензий. Живой Журнал, главный рассадник русскоязычного блогерства, изначально не ставил задачи общения. Пафос ЖЖ — это самовыражение. Блогер — это человек, выражающий себя через текст. Участник социальной сети — это человек, общающийся через фотографии, краткие ни к чему не обязывающие реплики, преимущественно на бытовые темы, и выражающий эмоции (лайки, флирт, неуемное зафренживание и проч.).

Итак, я наблюдал за развитием блогосферы и продолжал по инерции считать себя журналистом, хотя это меня и страшно коробило. Единственное отличие между собой и блогерами я усматривал в профессионализме, то есть в работе за деньги. Здесь сказывалась давняя издательская традиция, которая однозначно отождествляла графоманию с готовностью писать не за деньги. В этом отношении, конечно же, все блогеры — графоманы, даже если им и удалось со временем монетизировать свой контент. Важен ведь не результат, а первичный импульс, который у любого блогера бескорыстен и выражает некую (больную или нет — другой вопрос) внутреннюю потребность высказываться вовне.

Я помянул только что монетизацию контента. В самом деле, наиболее успешные блогеры изыскали способы получать за свои посты деньги, которым могло бы позавидовать даже большинство журналистов. Монетизация хоть и не меняет сути явления, однако же вносит коррективы в терминологию: в том смысле, что отличие журналистики от блогерства больше невозможно сводить к какой бы то ни было «профессиональности», то есть написанию текстов за деньги.