Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 146

В общем, как говаривал Шерлок Холмс, когда вы отбрасываете все невозможные варианты, верным приходится считать единственный оставшийся, каким бы невероятным он ни казался. Поэтому если в конце 1970-х годов в статьях об SNC-метеоритах их источник именовали просто «родительским телом», то к началу 1980-х годов к родительскому телу всё чаще добавляли «вероятно, Марс».

Ключевым моментом стала статья Дональда Богарда и Пратта Джонсона, опубликованная в журнале Science в 1983 году. Они исследовали газовые пузырьки в шерготтите EETA79001, найденном в Антарктиде, надеясь уточнить возраст метеорита, и попутно измерили относительное содержание изотопов аргона и ксенона. (Кстати, заключённая в метеорите атмосфера родительского тела — ещё один довод против астероидов.) Выяснилось, что эти отношения: 1) в пределах ошибок согласуются с содержанием изотопов благородных газов в атмосфере Марса; 2) не согласуются с их содержанием где бы то ни было ещё в Солнечной системе.

Казалось бы, все доводы указывают на единственно возможный источник. Однако идея о марсианском происхождении SNC-метеоритов долго пробивала себе дорогу. Саму статью Богарда и Джонсона редакция Science , даже получив положительные отзывы рецензентов, не выпускала в свет четыре месяца. Причин было как минимум две. Во-первых, неясно было, как можно выбросить вещество с Марса, причём не просто выбросить, а выбросить в относительно неразрушенном состоянии. Во-вторых, если возможен выброс вещества с Марса, почему на Земле нет метеоритов с Луны? Первый лунный метеорит был найден в том же 1983 году, так что второе возражение снялось. А вот с первым возражением всё было не так просто.

Принципиальное объяснение предложил в 1984 году Джей Мелош: согласно его «модели скалывания», при падении крупного метеорита на Марс (или на Луну) незначительная часть вещества способна приобрести скорость выше скорости убегания, не испытав значительных повреждений. Однако в то время предпочтительной считалась двухэтапная «доставка» вещества с Марса на Землю: сначала с Марса выбрасывается фрагмент поперечником в пару десятков метров, а потом он раскалывается на мелкие куски при столкновении с другим астероидом. И на Землю выпадают уже эти вторичные (а то и третичные) осколки.

Чтобы выбить с Марса двадцатиметровую глыбу, на планету должен упасть крупный астероид, оставляющий после себя кратер диаметром в десятки километров. Разброс свойств шерготтитов показывает, что они порождены несколькими столкновениями. Так часто за последний миллиард лет крупные астероиды на Марс не падали. Однако в 2002 году Джеймс Хед, Джей Мелош и Борис Иванов опубликовали модель, в которой будущие SNC-метеориты выбрасываются с Марса в «готовом» виде, без последующего дробления. В этом случае выброс возможен и при образовании кратера поперечником всего в несколько километров. Добиться согласия со статистикой кратеров позволяют и другие варианты, например модель почти касательного столкновения, предложенная в 2004 году Натальей Артемьевой и Борисом Ивановым.

Есть и другие доказательства. Например, часть осколков, не достигших скорости убегания, должна упасть на поверхность Марса. Именно такой отдельно лежащий булыжник — Bounce Rock— попался на пути марсохода Opportunity. Детальный анализ показал, что и по структуре, и по химическому составу этот булыжник очень сходен с шерготтитами.

Подводя итог, можно сказать, что на марсианское происхождение SNC-метеоритов (и примкнувшего к ним метеорита ALH84001) указывают несколько независимых свидетельств: возраст, структура, химический и изотопный состав. Причём изотопный состав не только не единственный, но и хронологически не первый признак. Точного ответа на вопрос, как именно SNC-метеориты попали с Марса на Землю, ещё долго не будет получено. Однако представьте себе, что в лесу под Первоуральском вы встретили сумчатое животное с торчащими ушами, вытянутой мордочкой, мощными задними ногами и длинным хвостом, передвигающееся прыжками. Будете ли вы смеяться над предположением, что это кенгуру, только потому, что кенгуру не мог доскакать до Первоуральска из Австралии?

К оглавлению

Опубликовано08 ноября 2012 года

Некоторым читателям может показаться странным фокус моего внимания в этой колонке. Я хочу разобраться в том, чем социальная эволюция отличается от биологической. Кому-то покажется, что между ними нет практически ничего общего; мне же они кажутся частями единого процесса.

Биологическая эволюция базируется на генетическом наследовании (хотя и не только на нём). Этот механизм в большинстве случаев не обеспечивает наследования признаков, приобретённых на протяжении жизни индивида. Сказанное — не абсолютно. Уже сейчас мы немало знаем об эпигенетических механизмах регуляции, обеспечивающих наследование приобретённых признаков. Я не сомневаюсь, что нас ещё ожидают открытия новых механизмов управления генетической информацией. Но всё-таки можно сказать, что большая часть информации, накопленная индивидом на протяжении его жизни, теряется безвозвратно с его смертью. В биологической эволюции неоднократно возникали механизмы, позволяющие хотя бы частично использовать эту информацию для оптимизации развития следующих поколений. Одним из них стало культурное наследование.

Хотя культурное наследование возникало не раз, но лишь одна — наша — группа животных сделала его основным механизмом для выработки приспособлений. Вам кажется странным, что особенности поведения особей мы включаем в число признаков, эволюция которых нас интересует? Попробую убедить вас примером.

Ракообразные — в основном водная группа, однако некоторые из них освоили сушу. Прежде всего, конечно, это те ракообразные, которые стали предками насекомых (хотя ещё лет пятнадцать назад я не поверил бы, что насекомые произошли не от многоножек). У насекомых развился целый ряд морфологических (то есть связанных со строением: плотные покровы, трахеи и много ещё чего) и физиологических (связанных с функциями, вроде экономящего воду типа выделения) приспособлений для жизни в условиях сухости.

Однако некоторые ракообразные вышли на сушу без глубокой перестройки. Это равноногие — всем известные мокрицы. Почему их называют мокрицами? Обычно они живут во влажных местах — там они могут эффективно дышать с помощью имеющихся у них жабр.

Но представьте себе, есть мокрицы, которые живут в глинистых пустынях! Пара мокриц роет норку, дотягивающуюся до влажной глины. Все время то самец, то самка затыкают выход из норы самими собой (водонепроницаемым участком панциря на спинной стороне тела). Другой из супругов при этом или наслаждается влажной средой в глубине норки, или даже (ночью, при подходящей погоде) выходит наружу. Кто попало в норку не зайдёт: супруги узнают друг друга по запаху. Со временем они выведут в норке потомство и выгонят его во внешний мир именно тогда, когда глина размягчается и у их детей будут шансы выкопать свои норы.