Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 202

Если бы SnapChat был лишь экстравагантной попыткой выделиться и предложил миру очередную несуразицу, вряд ли кто-то стал бы предлагать стэнфордским чудакам денег, причём в таких невменяемых объёмах. Феномен SnapChat, однако, в том, что антисоциальная идея, лежащая в основе этого сервиса, пользуется бешеной популярностью: в феврале 2013 года сервис SnapChat обрабатывал 60 миллионов «снэпов» (короткоживущих фотографий и видеоклипов) в сутки, в июне — 200 миллионов, в сентябре — 350, сегодня — 2 декабря — уже 400 миллионов!

То есть, проект (и, следовательно, подлежащая ему антисоциальная идея) не только безумно популярен, но и развивается невиданными темпами. У SnapChat сейчас более 100 миллионов пользователей, и увеличение их числа происходит экспоненциально. Ничего подобного не знала в своё время ни Facebook, ни какая бы то ни было другая социальная сеть.

Возникает закономерный вопрос: откуда берётся такая популярность у SnapChat (и опять же — у подлежащей ей «антисоциальной» и «антидиалектической» концепции?). Если рассуждать логически, то нежелание человека поддерживать в себе иллюзию вечности и, как следствие, нежелание участвовать в постоянном самоотражении в мире может возникнуть тольков условиях стойкой антипатии к этому миру!

Внешний мир должен стать таким неприятным, таким отталкивающим и таким ненавистным, что человек готов на все ради того, чтобы устраниться из этого мира, перестать с ним соприкасаться. Даже если это и противоречит глубинным импульсам, которые до самого последнего времени человечество полагало аксиомой.

Теперь вы представляете, какая глубина социального и психологического конфликта кроется за популярностью SnapChat?! В мире сегодня запущены такие процессы, которые меняют все наши привычные представления. Рискну предположить, что повальная волна легализации однополых браков (читай: вынесение смертного приговора собственному роду!), захлестнувшая всю западную цивилизацию, является лишь ещё одним проявлением все тех же процессов тотального самоуничтожения, которые мы наблюдаем, анализируя феномен популярности SnapChat.

Говорят, что львиная доля пользователей SnapChat — это тинейджеры, причём совсем юного возраста. На мой взгляд, это более чем закономерно, поскольку с годами у человека вырабатывается иммунитет к враждебным проявлениям внешнего мира, который позволяет ему противостоять стрессу и оправдывать вещи неприятные и неприемлемые. Тинейджер, напротив, совершенно беззащитен перед внешним миром и при каждом всплеске агрессии вынужден ретироваться, как правило, замыкаясь в себе и прячась в кокон своего потревоженного «Я».

Фотография (то есть отражение личного бытия), которая по правилам игры может существовать в мире лишь несколько секунд, — это совершенно гениальная метафора, позволяющая человеку сохранять внешние атрибуты социальности (без которых прямой путь в аутизм), но при этом никак не укореняться во внешнем мире, вызывающем отвращение!

После того как мы разобрались с популярностью SnapChat, можно ответить на второй вопрос сегодняшней повестки дня: зачем Facebook хочет купить неприбыльный стартап? Благо вопрос этот очень простой. Во-первых, прибыльность — дело наживное, и с учётом экспоненциального роста пользовательской базы SnapChat, можно не сомневаться, что монетизация проекта — вопрос времени (причём очень скорого). Во-вторых, совсем недавно компания Марка Цукерберга публично признала тревожную тенденцию оттока пользователей из социальной сети, причём пользователей именно самого пубертатного возраста!

Те самые тинейджеры, чувствительные к фальши окружающего мира, первыми стали покидать корабль, построенный на судоверфи лжи. Куда они уходят? Туда, где им более комфортно. В том числе — и на SnapChat. При столь очевидном совпадении причин, подлежащих двум тенденциям (экспоненциальный рост SnapChat и отток тинейджеров из Facebook), предложение $3,2 млрд проекту Шпигеля / Мерфи — как минимум no-brainer.

Единственное, что смущает, так это гигантская сумма. Однако таковой она смотрится лишь со стороны: в рамках бухгалтерии Facebook это чуть больше полугодовой выручки. Не такая уж и невероятная плата за проект, который может оказаться волшебной палочкой для обеспечения собственного выживания.

Завтра поговорим о мотивах Эвана Шпигеля, заставивших его отказаться от щедрого предложения Facebook.

К оглавлению

Опубликовано02 декабря 2013

Всякий раз, бывая в Санкт-Петербурге, стараюсь заглянуть в Русский музей, а в Русском музее — посидеть минут десять–пятнадцать перед картиной Репина «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года». Завораживающее зрелище. И очень поучительное для литератора. Шестьдесят человек размещены так, что нет ни суеты, ни тесноты, ни хаоса. Напротив, простора и для мысли, и для дела, и для фантазии на полотне изрядно. «Учиться, учиться и учиться», — бормочу я, подмечая ту или иную деталь, прежде ускользавшую от взора. Какая резкость! Телевидение высокой чёткости в действии. И лишь один обер-прокурор Святейшего синода Константин Петрович Победоносцев — не в фокусе. Смазан.

Понимай как знаешь. Может, он в движении. Уходит, откатывается в прошлое. Или же вообще принадлежит какому-то потустороннему миру. Не исключаю, что он просто не нравился Репину. Поле для догадок широко, поскольку Константин Петрович — натура сложная, сродни Достоевскому (кстати, они были приятелями). Бердяев считал, что Победоносцев и Ленин — два сапога пара, один правый, другой левый, оба не питают иллюзий насчёт природы человека. Флоровский прямо писал: «Есть что-то призрачное и загадочное во всём духовном образе Победоносцева». В общем, фигура уровня кардинала Ришелье, а то и покрупнее. И Репин сумел выделить Победоносцева именно тем, что сделал его облик размытым. Гений…

Но всё-таки в двадцатом веке предпочитали чёткость. И художники, и писатели, и фотографы. Особенно те, кто был поближе ко Двору. Так сказать, официальные. С членским билетом в кармане. Или с двумя, партийным и творческого союза. Ценились ясность и прозрачность. Самоучители того времени внушали: нерезкий снимок испорчен безнадёжно. Оптимально для съёмки, художественной ли, документальной — выставлять диафрагму 5,6 или 8. С выдержкой не длиннее одной сотой секунды для объективов с фокусным расстоянием в сто миллиметров. На объективах же отображалась красная точка: используя её, можно было добиться максимальной глубины резкости, в сегодняшней терминологии — ГРИП.