Б. Седов - Искатель неприятностей

Я оставлял подобные предупреждения без внимания, не представляя, что до дефолта в наших отношениях осталось всего ничего.

Он наступил за два дня до нового, 2005 года, когда Станислава, явившись ко мне, принялась климаксовать прямо с порога.

Громко хлопнула дверью.

Небрежно чмокнула меня в щеку: «Привет».

И сразу прислушалась, состроив на рожице брезгливую гримасу.

В этот момент из-за стены доносилось:

– Что за отстой! – Похоже, настроение Стасе кто-то испортил еще по дороге ко мне. Большой фантазии и особых усилий для этого не требовалось. – Мало того, что они пропагандируют педерастию и анашу! Теперь еще и инцест!

Я лишь усмехнулся и промолчал, решив не ввязываться в дискуссию с агрессивной подружкой. Подумал: «Голодная. Поест и остынет».

И она бы остыла, если бы в этот момент из-за стены масла в огонь не плеснуло неосторожное:

– Чё, чё за группу? – тут же сделала стойку Стася.

– «Краски», – простодушно повторил я.

– «Краски»?!! Серьезно?!! Что, так и называются?!! А-ка-де-мич-но!!! Да ты хоть знаешь, что значит «краски»?

Меня слегка удивил подобный вопрос. Вроде бы знаю: краски – это то, чем рисуют и красят.

– «Красками» на Руси издревле называли месячные! – открыта мне глаза на этот скромный нюанс древнерусской лингвистики волынячка Станислава. – Да и сейчас в деревнях бабули говорят именно так: «краски». Этих глупых попсовых матрешек просто-напросто развел какой-то шутник, навязав им такое название! Короче, «но ты уже взрослый, ты больше не любишь мою менструацию», – на свой лад перетолмачила текст песни истекающая ядом Стася. – Matka Boska! [2]И что за дуры! – Она, брезгливо поморщившись, покосилась на стенку, из-за которой сейчас мурлыкали «дуры». Потом перевела взгляд на меня и неожиданно выдала: – Какой же ты слабохарактерный, какой же ты рохля, что позволяешь какой-то соске круглые сутки выщелачивать себе мозги всей этой шнягой! Денис, сходи, наконец, надери Василисе ее тощую задницу!

У меня не было никакого желания учинять разборки с соседкой. Я отрицательно качнул головой.

– Хорошо! Надеру я! – вошла в раж Стася.

– Не выйдет!

– Тогда я ухожу! – она выдвинула мне ультиматум. И растерялась, когда я, уязвленный ее обвинением в том, что я рохля, неожиданно легко согласился:

– Проваливай!

Удивленная, она долго завязывала шнурки на ботинках, дожидаясь, когда я наконец одумаюсь и пойду на попятный.

Не дождалась!

Натянула дубленку. Покрутила в руках сотовый телефон. Махнула сумочкой и на прощание фыркнула, кивнув на стенку, за которой попсу сменили еще не набравшие силу истомные стоны:

– Слушай! Наслаждайся! Дрочи!

Дрочить я не собирался. Захлопнул за ней дверь, печально шмыгнул носом и, кинув в сторону соседней квартиры расстроенный взгляд, пробормотал:

– Вот так-то, Васюта. Мою подружку ты все-таки выжила. Теперь мне придется пялить тебя. Договорились?

– М-м-м-ы-ы-ы-м-м-м!!! – раздалось в ответ натужное мычание из-за стены.

– …договорились? – продолжала с неприязнью обозревать меня через мощные линзы старая дева. Толстая псина стояла рядом с ней и, подражая хозяйке, косила на меня темным недобрым глазом. – Молодой человек! Вы меня все же не слушаете! Договорились?!!

– Ага, – кивнул я и облегченно вздохнул, когда дамочка развернулась ко мне спиной и размашисто зашагала по направлению к парку, в котором я имел привычку бегать трусцой по утрам. Следом за дамой вразвалочку поспешала собачка.

Я хмыкнул и двинул поршнями к универсаму, освежая в памяти список того, что там должен купить: «Кетчуп… хлеб… пиво… картошку…» Странную встречу с соседкой и толстой овчаркой я вышвырнул из головы уже через минуту.

А зря!

Уже на следующий день жирная тварь с проплешиной на боку укусила меня за правую ногу.

Спустя несколько дней меня укусила и старая дева в буром пальто. Причем она сделала это гораздо больнее.

Ночью за стеной опять громыхала попса. Но я, еще в армии приобретший способность спать в самых экстремальных условиях, не обращал на нее никакого внимания. Музыка была лишь удаленным аккомпанементом к моим безмятежным и светлым снам.

Лег в полночь – встал в девять утра. Еще не проснувшийся, напялил спортивный костюм и кроссовки. Когда уже отпер входную дверь, чтобы отправиться на утреннюю пробежку, в памяти вдруг всплыла вчерашняя встреча со старой девой и несправедливые претензии ко мне за ночные концерты. Я вернулся в комнату и недовольно покосился на стену – за ней сейчас сладко дрыхла мелкая дрянь.

Которая снова всю ночь подставляла меня перед соседями!

Которая не давала уснуть бедной даме в сильных очках и с собачкой!

Которая просто должна была понести наказание!

«Хрен ты у меня сегодня поспишь, Василиса!!! – пришел я к решению. – Буду приучать тебя к нормальному распорядку дня. А для начала подъем, – я посмотрел на часы, – в четверть десятого».

Диск с «Котик Рейн» – в CD-чейнджер!

Мощные «пионерские» колонки – мордой к стене, за которой сейчас досматривала последний сон моя беспокойная соседка!

Низы на эквалайзере – до упора!

Пуск!!!

Когда я запирал за собой дверь, моя квартира, словно взбесившийся Везувий, вовсю извергалась гитарно-компьютерным драйвом и сиплым вокалом Кэт Радман. Я злорадно хихикнул и быстро посеменил по лестнице вниз.

В парк.

Туда, где меня уже поджидала засада.

Но я об этом не знал и, совсем не готовый к каким-либо пакостям, спокойно трусил по слегка припорошенной снегом аллее. Размышлял о том, что бессовестный кляузник и интриган Паша Сенявин уже примостил свою толстую задницу на уголок моего мягкого кресла программного директора реалити-шоу «Натуральное хозяйство» и всерьез намерен вытеснить меня из него вообще. Прикидывал, могу ли, если в конце концов окажусь без работы, рассчитывать на какую-либо ничтожную должность у Ширмана на СПТ или у Зифа на Северо-Западном кабельном…

Ни там, ни там никаких перспектив для себя, как ни старался, разглядеть я, к сожалению, не мог.

«Натуральное хозяйство»

(Весна)

«Натуральное хозяйство» было моим сиротливым дитем, которое я выносил, родил, выкормил, научил ходить и говорить. И на которое – когда это дите подросло и окрепло – был лишен родительских прав.