Б. Седов - Крест в законе

- Ты с ними подохнешь, гаденыш… - еле шевеля ссохшимися губами, отвечал Илья Васильевич.

- Что?! Что ты сказал?! Сопляк! Ты всю жизнь стоял на моем пути! Все вперед рвался! Всему миру доказать хотел, что лучше меня! Сильнее! Умнее! Успешнее! Ну, где теперь твоя сила?! Где твой успех?! Да тебя, нищего, твои же компаньоны теперь в порошок сотрут!

- Дурак… - помотал головой банкир. - Ты же ничего не понимаешь… Пока не поздно - верни все деньги в хранилище. И убирайся. Я тебе обещаю - я все улажу, и тебя никто пальцем не тронет…

- Закрой пасть! - Вадим Васильевич сорвался от ярости на фальцет. - Мне твои советы не нужны! У меня своя голова на плечах!

А с парадной стороны учреждения уже слышался вой милицейских сирен.

- Таганка! - обратился к бригадиру один из братков, выбегая из банка к машинам. - Там еще мешков десять!

- Милиция!!! - запищал Зятьев-старший. - Андрюша! Там милиция уже приехала!!!

- Заткнись! - рявкнул на него Таганцев. - Грузим быстрее! - приказал своим.

- Рвать когти надо!!! - продолжал скулить Вадим, но на него никто не обращал внимания.

Тогда он подбежал к младшему брату, которого держал на мушке один из налетчиков, достал снова свой пистолет и, зажмурившись, выстрелил Илье в голову.

- Ненавижу!!! - прошипел.

- Зачем?! - с досадой прокричал Таганцев. - Зачем ты убил его?!

Дурак Таганцев, ой дурак! Не понять было узколобому бандюгану, что ограбить брата для Вадима Васильевича - слишком мало. Нужно было в могилу загнать этого зазнавшегося новоявленного миллионера, с лица земли стереть его. Что, собственно говоря, и произошло.

Пока бывшие спортсмены, переквалифицировавшиеся в налетчиков, вели перестрелку с отрядом милиции особого назначения, Вадим Васильевич Зятьев гнал на «фольксвагене» прочь из Москвы. В запасе у него было не более часу. То ли просто подлецам везет, то ли по всему маршруту передвижения Зятьева у сотрудников ГАИ нашлись дела поважнее, ибо никому из постовых даже в голову не пришло махнуть перед мчащимся на бешеной скорости микроавтобусом полосатой палкой-вымогалкой.

Выскочив на Ленинградское шоссе, новоявленный миллионер был таков.

Добравшись до глухой деревеньки Колдобино уже глубокой ночью, Вадим Васильевич не стал подъезжать близко, справедливо рассудив, что громко тарахтящий дизельный двигатель микроавтобуса сразу же разбудит здесь всех собак.

Нужно отдать должное предусмотрительности Зятьева. Это местечко он присмотрел для себя загодя - как только в голове его возник план вооруженного налета на банк «Планета».

Девчонка у него на рынке работала, Дашкой звали. И была та Дашка родом из этого самого села Колдобина. Приехала в Москву на заработки да и пригрелась в торговых рядах. Точнее говоря, сам Зятьев ее и пригрел.

Она рассказала как-то Вадиму Васильевичу о Колдобине. С удивлением узнав, что существует еще на Руси такая беспросветная глухомань, Зятьев наведался сюда, присмотрел заброшенный колодец…

Инкассаторские мешки с деньгами он старательно и аккуратно укладывал на дно колодца, постелив предварительно толстый брезент. А сверху накрыл полиэтиленовой пленкой, какой обычно укрывают теплицы.

В обратный путь тронулся, не дожидаясь рассвета.

«Фольксваген транспортер» загнал в лесные буреломы да там и оставил, разумно посчитав, что на этой машине, наверняка значившейся уже во всех оперативных сводках МВД, он далеко не уедет.

Впрочем, и на электричке путешествовал недолго.

- Гражданин! Документы! - подошел к нему в тамбуре вагона патрульный милиционер.

Второй - широкоплечий младший сержант - стоял рядом со складным укороченным автоматом наперевес.

Первое же движение Вадим Васильевич сделал неосторожное - излишне резко сунул правую руку под полу пиджака.

- Стоять, сука!!! - рявкнул патрульный и в считанные доли секунды произвел задержание болевым приемом.

Лицо Зятьева оказалось припечатанным к полу тамбура, а в затылок больно упирался автоматный ствол.

А потом - как в той старой зэковской песне: «По тундре, по железной дороге…» Короче говоря, по приговору Московского городского суда присяжных заседателей отправился гражданин Зятьев Вадим Васильевич из столицы нашей Родины в далекую Воркуту добывать стране уголь антрацит открытым карьерным способом.

Как ни выпытывали из него следователи на допросах, как ни угрожал прокурор, как ни подбирался со своими хитростями начальник лагерной оперативной части, никому Вадим Васильевич ни слова не сказал, где запрятал похищенные из банка «Планета» деньги. Даже когда опера уголовного розыска выбили ему половину зубов и задним местом посадили на пол-литровую бутылку, даже когда пальцы зажимали дверью, он молчал как партизан.

А в зоне вертухаи так называемых «ссученных» из бывших блатных к нему подослали. Стыдно сказать, но Вадима Васильевича, что называется, «опустили» по беспределу. То есть насильно поимели все кому было не лень, основательно разорвав задницу и переселив с нормальной зэковской шконки в «петушатник». И все равно не добились признания. Зятьев предпочел все пятнадцать лет жить «петухом», чем расстаться с такими сумасшедшими деньжищами.

Все стерпел. Все пережил. Освободился с нестерпимой ноющей болью в заднем проходе. С нею же и вернулся в деревню Колдобино.

Сидел теперь у заветного колодца и предвкушал, как вскроет сейчас люк, как доберется до своих денег. Мечтал Вадим Васильевич, что купит на эти деньги теперь все и вся. Станет законным гражданином какого-нибудь Парагвая или Уругвая, купит небольшой пятиэтажный домик с бассейном и гаремом на берегу теплого нерусского моря - и срать он хотел на великую Родину с высокой колокольни…

Валят все на братву беспредел,

Мол, слетаются черные вороны!

Только Бог, он делиться велел.

Вот и делим. Простите, не поровну.

Кстати, о колокольне. В деревушке Колдобино таковая имелась.

Ветхая, правда, покосившаяся. Воздвигли ее руки неизвестного мастера лет сто пятьдесят назад над крышей обыкновенной избы. В ней же предки колдобинцев и церквуху в свое время устроили. Жаль, что с тех пор как помер отец Гавриил, - было это еще в далеком пятьдесят третьем, сразу же после смерти Сталина, - никто здесь не служил. Домишко стоял заброшенным, с заколоченными окнами и прогнившим трухлявым крыльцом. Единственный медный колокол пропал неизвестно куда. Сам, наверное, покинул богом забытое селение - за ненадобностью.

Но колокольня осталась. И пялилась теперь на мир черными пустыми проемами подбашенного пространства. Хотя, впрочем, не такими уж и пустыми.