Б. Седов - Рок

- Не губи, владыко! - воскликнул Костя и, распахнув перед Знахарем дверь, согнулся в шутовском поклоне.

Я давно уже привык к тому, что так называемые американские города не имеют ничего общего с настоящими городами, одним из которых, конечно же, был есть и будет мой любимый Питер.

Стремление людей к независимости, подкрепленное американскими свободами, привело к возникновению специфического вида городской застройки, благодаря которому Ильф и Петров назвали Америку двухэтажной. Как-то мы с Костей разговаривали об американских городах, и я объяснил ему, в чем тут дело.

У нас, например, в четырехсотквартирном доме живут четыреста семей, и все это занимает площадь, ну, скажем, сто на пятнадцать метров. А в Америке эти четыреста семей имеют четыреста домиков, и каждый участок занимает тридцать метров по фронту. Значит, для того, чтобы разместить эти четыреста домиков, нужна улица длиной шесть километров. По двести домиков на каждой стороне. И вот результат - вся Америка представляет собой огромную деревню, в которой от булочной до прачечной - километры. И без машины ты просто умрешь с голоду и завшивеешь в грязных шмотках, если у тебя нет собственной прачечной в подвале. Но у американцев и машины есть, и стиральные автоматы. Так что живут себе припеваючи. Правда, припевать приходится в обществе семьи, а если семьи нет, то в одиночку или в баре, где по вечерам собираются такие же идиоты, которые друг другу сто лет не нужны. Америка…

Вот я и говорю, что Чикаго - такая же двухэтажная бесконечная деревня, в центре которой имеется сотня нормальных городских домов да десяток небоскребов, которые по вечерам красиво освещены и поэтому выглядят весьма живописно.

Мои гвардейцы, которыми без меня руководил Костя, прибыли еще вчера, так что, спускаясь с трапа «боинга», я был уверен, что за каждым мои шагом бдительно следят расторопные ребята с биноклями, пушками и рациями. Конечно же, кроме них за мной следили такие же расторопные ребята Марафета, у которых тоже имелись рации, бинокли и пушки, но тут уж ничего не поделаешь. Таковы правила игры, и не я их выдумывал.

В одной руке у меня был небольшой чемоданчик со шмотками, другой рукой я вертел пижонскую тросточку, а на морде красовались черные очки. Воспаление глазницы прошло, я наконец смог вставить стеклянный глаз и поэтому не привлекал особого внимания своей экзотической черной повязкой.

«Боинг» стоял в пятидесяти метрах от входа в здание аэропорта, и я сразу увидел двух крепких ребят в черных костюмах и черных очках, которые, заметив меня, решительно пошли навстречу. Марафет любезно сообщил мне, что меня встретят как положено, и выполнил обещание. Глядя на твердо шагавших ко мне марафетовских пацанов, я в который уже раз с тоской подумал о том, что уголовная братва никогда, наверное, не откажется от этих мрачных черных костюмчиков, больше подходящих гробовщикам. Хотя, возможно, они сознательно одеваются так, чтобы создать у окружающих соответствующее впечатление о себе и напомнить о бренности нашего существования.

- Знахарь? - спросил остановившийся прямо напротив меня тип со сломанным носом и сильно помятыми ушами.

- Знахарь, - ответил я и протянул ему свой чемодан. На его лице отразилось непонимание, и я сказал:

- Чемоданчик возьми.

Видно было, что это ему не очень понравилось, а может быть - даже очень не понравилось, но он взял мой чемодан и сказал:

- Там машина ждет.

Я кивнул и пошел следом за ним. Второй шел позади меня, и я почувствовал себя под конвоем. Вот идиоты, подумал я, надо же хотя бы притворяться гостеприимными! А так они просто выдали намерения того, к кому я приехал. Конечно, может быть, я и ошибаюсь, может быть, они просто не умеют вести себя иначе, что взять с тупых шестерок… И все же я достал из кармана платок и, вытерев пот со лба, уронил его на бетон.

Для тех, кто наблюдал за моим прибытием, это говорило о том, что мне что-то не понравилось, и следует держать ухо востро. Подобрав платок, я сунул его в карман и, сопровождаемый гарными хлопцами Мыколы Берендея, вошел в огромный прохладный зал аэропорта.

Недалеко от двери стоял еще один рослый парубок в черном костюме, но, в отличие от моих конвоиров, он, увидев меня, улыбнулся, шагнул навстречу и протянул руку.

- Приятно видеть уважаемого человека. Меня зовут Василь, а по погонялову - Вакула. Называй, как больше нравится.

Я окинул его взглядом и сказал:

- По комплекции ты точно Вакула, но лучше по имени. Здравствуй, Василь.

И я ответил на предложенное рукопожатие.

Той паузы, в течение которой его рука висела в воздухе, пока я оглядывал его и произносил эту короткую фразу, как раз хватило на то, чтобы он понял, что говорит не с фантиком, который сует грабку кому попало и не думая. Он это понял, и на его лице отразилось признание моего превосходства. Отношения бандюков строятся, как в стае животных - каждый жест должен быть четко выверен. Приоритеты и старшинство выражается в жестах, интонациях и движениях тела. Ошибешься - можешь себя уронить. И по тому, как браток размахивает руками, топыря пальцы, и базарит, обильно уснащая речь блатным жаргоном, можно с уверенностью сказать, что он просто шестерка, которая пытается скрыть свое ничтожество и низшее положение в воровской иерархии.

Василь был восьмеркой, а может быть, даже и девяткой, потому что две гориллы в черных очках, одна из которых несла мой чемодан, смотрели на него, как солдатики на сержанта, которому до дембеля осталость две недели.

Он любезно взял меня под локоток и повел к выходу, говоря при этом с мягким хохлацким акцентом:

- Тебя уже ждут, стол накрыт, и горилка стынет. Тут на машине - двадцать минут. Проголодался, наверное, с дороги?

- Ну не то чтобы проголодался, - ответил я, - но от угощения не откажусь.

Мы вышли на улицу, и Василь указал на белоснежный шестидверный лимузин с черными стеклами, стоявший напротив входа.

- А вот и наша бричка. Прошу!

И он распахнул передо мной широкую толстую дверь, обтянутую изнутри тонкой серой кожей. Братки в это время усаживались с моим чемоданом в приземистый «Корвет» 2002 года выпуска.

Я залез внутрь и с комфортом устроился в большом стеганом кресле. Оно было тоже обшито серой кожей, как, впрочем, и все внутри этого комфортабельного средства передвижения. Василь устроился напротив, нажал на кнопку, и лимузин мягко тронулся. Видать, кнопочка была соединена с водителем, скрытым от нас стеганой серой перегородкой.

- Ну что, за приезд? - спросил Василь, открывая небольшой бар, отделанный красным деревом.

- Честно говоря, сейчас не хочется, - вежливо ответил я, - лучше уж, когда приедем. За столом, так сказать.