Б. Седов - Один против всех

Он опять рассмеялся, охотно показав фарфоровые зубы, как человек недавно сделавший вставную челюсть.

- Скажи, что ты в ней нашел? Нет, не так спрошу… Что вы все находите в бабах?

Слово «бабы» он произнес с такой брезгливостью, как некоторые говорят слово «жаба».

- Ну, женщина, она же друг человека, - решил пошутить я.

- Нет, я серьезно спрашиваю, - Черных оживился, снова принялся ходить по комнате. Видно, женский вопрос его действительно волновал. - Понимаешь, я долго интересовался этой проблемой, и когда от сухостоя мучался, и потом, когда мог себе хоть все училище Вагановой на ночь выписать. Не понимаю я, зачем человеку нужна женщина! Я не секс имею в виду, а просто по жизни.

- Ну как - зачем? - обалдел я, сразу вспомнив Наташку, Светлану, и еще раз Наташку, которую застрелил наверняка какой-нибудь Женькин опричник.

От этого захотелось поскорее освободиться и пустить кровь и ему, и Петьке Чистякову, и этому афророссиянину Вашингтону, а если маленько повезет, то и еще каким-нибудь его наймитам.

- Вот именно - зачем? - настаивал Черных.

Он снова сел рядом, благоухая дорогим мужским парфюмом и свежим дыханием от известного производителя жвачки.

- Слушай, а ты не пидор, часом?

Он отскочил от меня, побелел от злости, стиснул свои качественные зубы и прошипел сквозь них что-то злобное.

- Извини, - сказал я смиренно, - не хотел тебя обидеть, просто мужики-натуралы таких вопросов себе не задают…

Он опять начал ходить по комнате, задевая мебель и бормоча себе что-то под нос.

- Ладно, с дурака какой спрос, - сказал он наконец. - Я же говорю не о сексе, я о другом. Секс с женщиной - это чудесно, восхитительно, изумительно, сам добавь нужные эпитеты, но помимо этого остается еще уйма времени, когда человек вынужден проводить с ней время. Водить ее в театры, рестораны, гулять с ней, разговаривать, в конце концов. Но, согласись, женщина не является неотъемлемым атрибутом посещения театра. В ресторан, театр, на выставку я прекрасно могу сходить и один, а беседовать все-таки лучше с мужчиной.

Мне стало его жалко - он не знал, что такое любовь.

- Ну в общем, да, - согласился я, чтобы сделать ему приятное.

- И еще. - Он взял пустую чашку, допил последние капли кофе, но больше заказывать не стал.

«Здоровье бережет, сука, - подумал я, - береги, береги, скоро оно тебе сильно понадобится».

- Меня всегда возмущал тот факт, что хорошая проститутка за ночь зарабатывает больше, чем хороший инженер за месяц. Или вот еще: я тут поднял материалы всех судебных процессов за несколько последних лет в России, где женщины обвинялись в убийстве. И знаешь, что обнаружилось? Женщина, даже убившая хладнокровно и безжалостно нескольких человек, получает значительно меньший срок, чем мужчина и, попадая под все действующие амнистии, чаще всего через год-два оказывается на свободе. А если суд присяжных да хороший адвокат, ее вообще оправдывают.

- Да, - сказал я, потому что он ждал моей реакции. - А ты не женоненавистник, кстати?

- Почему? - Черных искренне рассмеялся. - Я люблю женщин, очень люблю. Но в период с полуночи до восьми утра.

Черных-Романов опять замолчал и принялся неторопливо расхаживать по комнате, вполголоса рассуждая сам с собой.

- Что ты о Светлане говорил? - я решил направить разговор в нужное русло.

- Будет тебе Светлана, будет, надо только пару дней потерпеть.

Господин престолонаследник явно потерял ко мне интерес.

- Сейчас тебя отвезут в гостиницу, будь там, далеко не отлучайся. Завтра-послезавтра мы с тобой свяжемся, встретишься со Светланой и получишь инструкции.

Он прошел к двери, на ходу потрепал меня по плечу, выказывая, должно быть, державную милость, после чего появился Петька Чистяков и начал меня распутывать. Первый раунд кончился, мы расходились по своим углам. Мой угол был в гостинице «Саксонский двор»…

* * *

Через два дня со мной действительно связались. В гостиницу явился Жора Вашингтон, сияющий, как свеженачищенный солдатский сапог, по-хозяйски прошелся по моему номеру, сказал:

- Одевайся!

И уселся в кресло с телевизионным пультом в руках.

- Пойдем куда-нибудь? - осторожно спросил я.

- Ага, пойдем! Ты - к бабе своей на свиданку, а мы вокруг погуляем, чтобы, не дай Бог, чего не приключилось, - он рассмеялся. - Одевайся, шеф ждать не будет!

Я оделся, и мы вышли на улицу.

- Ты без машины, что ли? - спросил я, когда мы уже дошли до перекрестка.

- На машине, но здесь недалеко, пешочком дойдем.

На улице он вел себя уже не так бойко, шел чуть сзади, цепко оглядывая прохожих. Мы перешли дорогу и через несколько минут очутились в том самом сквере, где не так давно я встречался с посланником таинственного «Ворона».

На скамейке у памятника неизвестному немецкому гению сидела Светлана. Я пошел быстрее, потом побежал, ожидая, как выстрела, грозного окрика Вашингтона, но чернокожий опричник Черных исчез, растворился в немецких кустах, чтобы оттуда оберегать наш со Светланой покой и безопасность.

Светлана сидела на скамейке, и я уже видел, как она бледна и что волосы у нее уложены неопрятно, кое-как, и дрожат пальцы, держащие сигарету, и беззвучно шевелятся губы, словно она повторяла заученный текст или молилась о чьем-то здравии или спасении.

- Света! - сказал я негромко, уже стоя прямо перед ней, закрывая собой памятник, людей, идущих по дорожкам сквера…

Светлана подняла глаза, невероятные, огромные, в которых тотчас отразился я, по одному «я» в каждом глазу, блестящем от слез и усталости, пришедшей с непреходящей душевной болью.

- Леша! - тихо сказала она и медленно повалилась вперед, на песок, где лежала выпавшая из пальцев сигарета.

Я подхватил ее за худые плечи, поднял почти невесомое тело, прижал к себе, чувствуя, как она дрожит…

- Света, Света, - шептал я, осторожно усаживая ее на скамейку, и, склонив голову, поцеловал ее в губы.

Она с трудом подняла тяжелые, набухшие от слез веки, улыбнулась одними губами и снова закрыла глаза, покойно положив мне голову на плечо.

- Они Пашу убили, ты знаешь? - спросила она чуть слышно.

- Знаю, - вздохнул я, - они много чего плохого сделали…

- Да, - она тоже вздохнула.

- Тебя обижали?

- Нет, не очень… Баба эта противная, дерется. А так - ничего…

Я понял, что она говорит о Жанне Исаевой и тихонько выругался.

- Вот, вот, - услышала меня Светлана и улыбнулась уже весело, по-настоящему.

Я осторожно провел ладонью по ее лицу, вытирая соленую влагу слез и крепко прижался губами к ее губам, мягким и властным, послушным и нетерпеливым, жадным и отзывчивым, и так мы сидели долго-долго под неподвижным взглядом гения немецкой культуры, который он вперил в нас, навсегда повернув голову в сторону нашей скамьи.