Юлия Латынина - Ниязбек

– В чем дело? – спросил он.

Женщины на секунду замолчали. Потом словно приливная волна бросила их ко вставшей в сцепку охране, и одна из них, толстая, взъерошенная, в черной юбке с жирными пятнами, с немытыми черными волосами, заорала:

– Верни мне труп сына!

– Кто твой сын? – спросил Панков.

– Его нашли вчера в Харон-Юрте! Его лицо показали по телевизору! А теперь мне не отдают труп, потому что он террорист!

– Таков закон, – ответил Панков, – трупы террористов не выдают родственникам.

– Он не террорист! – закричала женщина. – Его взяли люди Арзо, когда он продавал картошку на рынке! Его взяли потому, что он убил чечена! Если там был бой, как там оказалось тело моего сына? Арзо украл его семнадцатого сентября!

Панков отшатнулся, как будто его ударили. «Этого не может быть, – подумал он, – Шеболев бы мне доложил». Но тут толстую женщину оттолкнули в сторону, и Панков очутился лицом к лицу с Патимат Шахбановой. Она была все такой же высокой, красивой и стройной, как и три недели назад, и даже кружевной платок все так же красиво лежал на ее кудрях, только они теперь были не черные, а седые.

– Ты взял двадцать пять тысяч долларов за моего сына! – закричала Шахбанова. – Верни мне хотя бы труп!

– Я – что?! – изумился полпред.

– Мы продали машину, чтобы собрать эти деньги! Мы продали дом! А теперь мой сын лежит в Харон-Юрте, и твои генералы говорят, что он террорист!

В эту секунду кто-то из женщин кинул в Панкова камень. Охрана среагировала мгновенно. Начальник охраны Панкова Сережа Пискунов втолкнул шефа в нутро «мерседеса», шофер втопил газ, а ребята у ворот бросились на женщин, заламывая им руки и таща по земле.

– Какого черта вы вышли из машины? – заорал Пискунов. – Это же провокация! А если бы это была граната?

Машины вылетели с проспекта Ленина на проспект Шамиля, и Панков заметил вытянувшегося гаишника: тот отдавал честь, перегородив движение.

– Налево, – сказал Панков.

– Аэропорт направо, – удивился Пискунов.

– Мы едем в Харон-Юрт, – ответил Панков.

Они проехали сто километров до Харон-Юрта за полтора часа. Дорога шла по ущелью, переползая с одного берега речки на другой, и бронированный «мерс» мотало так, что Панков в конце концов потребовал поменяться машинами с охраной.

После того как полпред пересел в джип, ему стало немного легче. Он сел на переднее сиденье, не обращая внимания на протесты охраны, и, скорчившись, смотрел в окно на равнодушные горы и чахлые колючки вдоль дороги. Один раз он заметил, как вверх по горе уходит блестящая труба газопровода.

Панков десять раз пожалел, что не поехал в аэропорт. Будучи номинально главой Контртеррористического штаба, а стало быть, третьим лицом после Аллаха и Главнокомандующего в этом регионе, он мог забрать у погранцов любой вертолет. Но погода по-прежнему была неустойчивой, с моря дул шквальный ветер, и к тому же, возьми он вертолет, о его решении лететь в Харон-Юрт стало бы известно в ту же секунду.

Сотовая связь умерла в пятидесяти километрах от Торби-калы, и Панкова это скорее устраивало, чем нет. Никто не сможет давить на него в Харон-Юрте.

Харон-Юрт оказался довольно большим селом. Мальчишки выскакивали на дорогу, завидев необычный кортеж, женщины в бесформенных юбках и кофтах замирали и смотрели им вслед, и на площади возле сельского магазина толпились несколько десятков человек. Тут же стояли «лендкрузер» и «нива» с вооруженными людьми внутри. Полпред выпрыгнул из машины и ничуть не удивился, узнав в одном из вооруженных людей замминистра по налогам и сборам Джаватхана Аскерова. Спаренный оранжевый рожок его автомата был перемотан синей изолентой, и от этого казался полосатым, как тельняшка.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Панков.

Аскеров кивнул головой куда-то вверх, где за небольшим кладбищем уползала к небу обросшая колючками тропинка.

– Там мой племянник, – ответил Джаватхан.

– А почему ты не там?

– Друзей жду.

Панков пожал плечами и двинулся вверх по тропинке. Пискунов и Джаватхан пошли за ним.

Подниматься оказалось неожиданно трудно. Здесь, в горах, было прохладней, чем у моря, но все равно столбик термометра вряд ли стоял ниже двадцати семи градусов. От прошедшего вчера дождя между горами висел туман, и влажная жара, казалось, прилипала к лицу и подмышкам. Панков быстро вспотел и снял пиджак, а потом остановился и стал стаскивать с себя галстук Он тяжело дышал, лицо его покраснело, а гора впереди была все такой же высокой.

Панков оглянулся вниз и увидел, что следом за ним идет его охрана и люди Джаватхана, а еще дальше поднимается народ. Почти все мужчины, которых он видел на площади, втягивались цепочкой на тропку, и Панков сверху заметил, как у крайнего дома остановилась еще одна «нива». Из нее вышли трое, переговорили с местными и тоже заспешили вверх по тропе.

Минут через двадцать Панкову стало по-настоящему плохо. Пот лил с него градом, очки запотели, сердце стучало, как метроном, и в довершение всего полпреду дико захотелось пить. В мозгу внезапно мелькнуло соблазнительное видение: особняк на Рублевке, кружевная веранда, вишенка в бокале с мартини и девушки в развевающихся платьях… Если бы он полетел в Москву, он был бы сейчас там. А не на этой ужасной горе черт знает где, не то в Аварии, не то уже в Грузии.

Панков задыхался от недостатка кислорода. Со стороны он, наверное, представлял комичное зрелище: красный, расхристанный, потный. По горам не ходят в штанах от Армани. Даже охранники рядом дышали учащенно и трудно. Джаватхан и его люди незаметно обогнали русских и теперь задавали темп.

Они миновали гребень, тропа пошла вниз между каменных осыпей, раздалась вширь, и Панков остановился, вынул из брюк кусок потной рубашки и стал протирать очки. Джаватхан достал откуда-то фляжку и протянул ему.

Через пять минут тропинка свернула вправо, и Панков увидел почти плоскую площадку между двумя вершинами. За площадкой тропинка раздваивалась, и около этой развилки сидели десяток людей в камуфляже и тревожно глядели на спускающуюся к ним толпу.

Один из местных стариков подошел к Панкову и заговорил, показывая наверх и вправо. Он говорил по-русски так плохо, что Джаватхан стал переводить. По словам старика, БТРы Арзо приехали в деревню вчера около шести вечера. Солдаты ушли в горы, а еще через три часа на той вершине, что справа от солдат, – вершина эта была прикрыта низким редким леском – началась стрельба. Утром старик погнал туда овец и увидел трупы, которые снимали на камеру. Солдаты спецгруппы – чеченцы и русские – были еще там и велели пастуху похоронить трупы. Спустя два часа он вернулся с несколькими односельчанами, и один из них, по имени Расул, узнал в одном из покойников своего троюродного племянника, учившегося в Торби-калинском университете и похищенного еще месяц назад. Сельчане подняли крик. После этого солдаты забеспокоились, согнали их с высоты и больше никого туда не пускали.