Михаил Нестеров - Война нервов

– Какова основная версия исчезновения Карла? – спросил Габриель, отчетливо представляя Два трупа в доме Рейтера.

– Версий несколько, и все они основные. – Лобингер изобразил неопределенный жест рукой. – Но чаще всего в документах говорится именно о предательстве советского разведчика. В НКВД считали, что он, воспользовавшись информацией, присвоил золото и скрылся. Возможно, вместе с Хасселем. Но скорее всего – один, избавившись от шифровальщика. Судьба третьего участника нападения на транспорт с золотом прояснилась еще в 1945 году.

– Вот как? – Габриель мастерски изобразил удивление.

– Вильгельм Рейтер стал жертвой как обмана, так и злого рока. Он обвенчался с Марсией Гонсалес, и по ее вине в доме прогремел взрыв. Марсия погибла, Рейтер получил серьезные ожоги, ослеп. Фактически потерял лицо, стал неузнаваемым, другим человеком. Да, вот еще что, – вспомнил Лобингер. – Карл в одной из шифровок своему руководству сообщил, что Рейтер тайно посещал секту «Опус Деи». – Лобингер хмыкнул: – Извини, я оговорился. Религиозный орден. Надеюсь, я не оскорбил...

– У меня нет, не было и вряд ли прорежутся религиозные чувства, которые можно оскорбить. Ровно в такой же степени мне нет дела до личности первого еврея, испанца или швейцарца. Информация об «Опус Деи» заинтересовала руководство советской разведки?

– Разумеется. От Франко основатель ордена получал деньги, власть и секретную агентуру. Карлу пришла шифровка, в которой ему рекомендовалось посетить несколько проповедей, присмотреться к прихожанам.

– Карл придерживался рекомендаций?

– Об этом ничего не известно. – Лобингер взял короткую паузу. – Могу предположить, что он все же придерживался рекомендаций. В то время орден активно функционировал в Испании. Так вот, вступив в братство «Опус Деи», Вильгельм Рейтер ушел от дел мирских, часто проповедовал в Мадриде и Толедо. Он жил в большом доме, в престижном районе Мадрида. Влачил пусть не жалкое существование, но богачом не слыл. Значит, и золота у него не было. Единственный его владелец сейчас, может быть, смотрит на окружающий мир блеклыми глазами богатого восьмидесятилетнего старика.

– Карла фон Фрикке имеешь в виду или Хасселя?

– Безымянного советского разведчика. – Лобингер смущенно улыбнулся. – Если честно, то, как человек, я на его стороне.

Только сейчас Габриель открыл шкалики с коньяком. Передав одну бутылочку Лобингеру, он кивнул: «Будем».

Они выпили. После чего Габриель твердо посмотрел в глаза Лобингера и сказал:

– Перерой все архивы и установи имя советского разведчика. Найди его ближайших родственников. Полагаю, они ничего не знают о его судьбе.

– Разумеется, не знают. Но это другое задание, Гиля. Рассчитайся со мной за эту работу.

– Конечно. – Габриель допил коньяк и поставил бутылочку на мраморный пол. – Еще один вопрос. Родственники Рейтера...

Лобингер скрестил руки на груди, потом постучал согнутым пальцем по голове.

– Нет. Мой чердак забит до основания. Я могу кое-что выбросить, но не бесплатно. Мое личное мнение о родственниках Рейтера тебя интересует?

Габриель кивнул: «Да».

– Либо они отреклись от него, либо таковых у него не было. Германия в той войне понесла колоссальные потери. Могу предположить, что они остались в Восточной Германии, что, наверное, проливает свет на полное одиночество Рейтера. И он не пытался найти их по той же причине. В документах ничего не сказано о том, имел ли место разговор между агентами «Штази» и епископом.

– Я знаю причину. Рейтер послал их куда подальше, а такое в протокол не занесешь.

– Верно. – Лобингер прищурился, словно приценивался к Габриелю. – Кстати, почему ты носишь парик, а не сделаешь пересадку волос? Мне кажется, научная медицина перестала напоминать комиксы.

Габриель беззвучно рассмеялся.

Мадрид, 1945 год

Томас Хассель расположился за круглым столом напротив Вильгельма Рейтера, которого в посольстве прозвали «фактическим владельцем особняка сеньоры Гонсалес».

– Сегодня наш отдел дал ответ на шифровку из МИДа за подписью Риббентропа, – сказал Хассель.

– Шифровку двухдневной давности? – спросил Рейтер, прикурив сигарету и разогнав дым рукой.

Хассель кивнул. Текст той телеграммы гласил: «Согласовать место встречи с „Соколом“...»

Томас Хассель, как правило, расшифровывал первую часть телеграммы, над второй работал его напарник. Так что он знал лишь первую часть сегодняшней шифровки от главы немецкого МИДа.

Светловолосый Карл фон Фрикке занял место на узком диване, над которым на стене угрожающе нависла копия картины Кальдерона «Отречение от мира святой Елизаветы Венгерской». Слегка превышающая размеры полтора на два метра, она была готова рухнуть на барона. Нимало об этом не беспокоясь, он, закинув ногу за ногу, дымил американской сигаретой и не без доли лености делал выводы.

– Агент Сокол ни разу не засветился в шифровках, адресованных нашему посольству. Во всяком случае, я этого не знаю. Он связан с нами лишь одним делом – переброской золота. Уверен, Риббентроп готовит обратную рокировку.

– Давай сначала послушаем Хасселя, – с насмешкой предложил Рейтер.

Трое приятелей сегодня встретились по инициативе Томаса Хасселя. Избегая разговоров в посольстве, договорились встретиться у Рейтера. Они расположились в гостиной с тяжелой, но привлекательного вида мебелью. Эта просторная комната окнами выходила во двор, а соседствующая с ней кухня вообще не имела окон.

– Мне досталась вторая часть шифровки, – снова взял слово Хассель. – Дословно я зашифровал следующий текст: «Передача груза „Соколу“ тремя поверенными состоится у церкви Сан-Каэтано послезавтра в 22.30».

– Церковь Сан-Каэтано, – покивал Рейтер. – Это к востоку отсюда. Примерно в километре.

Золото в стенах посольства не давало покоя многим дипломатам и разведчикам, работающим под дипломатической крышей. На слитки только что не ходили смотреть.

– Мне часто снится один и тот же сон, – поделился сокровенным Карл, закрывая для наглядности глаза. – Я вручаю начальнику охраны документ, свидетельствующий о том, что мне, вице-консулу Карлу фон Фрикке, поручается вывезти золото. Он дает добро и вручает мне початую бутылку коньяка. Что это, думаю, намек на его душевную простоту? Целой бутылки нет, а в магазин бежать лень? Нет, это, конечно же, намек по старику Фрейду. Что у основателя психоанализа и автора «Толкования сновидений» означает початая бутылка во сне? Я предположил: что-то типа отрицания. В реальности бутылки могло и не быть. Но золото я вывез.

– Куда? – спросил Рейтер.