А. Южный - Зэками не рождаются

— Что случилось, браток? — весело спросил он. — Может, чем помочь?

— Да вот что-то не заводится, помоги, хорошо заплачу.

— А пузырек не найдется?

— Какой базар, — многообещающе улыбнулся Людоед.

Когда мальчишка решил поковыряться в двигателе, Котенкин предложил ему взять свой хромомолибденовый инструмент из багажника.

Пацан, ничего не подозревая, подошел к багажнику и, нагнувшись, начал в нем рыться. Людоед, быстро оглядевшись по сторонам, резко ударил его своим излюбленным приемом по шее и тут же закинул в багажник. Забрав из его карманов все документы, он закрыл его на ключ и, прыгнув в машину, помчался в сторону города.

До города С. Людоед добрался благополучно, когда уже смеркалось и небо стало сизо-грязным.

Людоед, чувствуя, что может промокнуть до нитки, прибавил шагу и стремительно взлетел по лестнице на третий этаж знакомого пятиэтажного дома. Он хотел было позвонить, но что-то остановило его. Котенкин тихо надавил на дверь, и она поддалась. Тогда он бесшумно вошел в квартиру и ошалело уставился на вешалку в прихожей — на ней висела милицейская шинель с погонами, на которой блестело три крупных звезды. Людоеда обуяла дикая ревность. Нащупав в кармане выкидной нож, сработанный зоновскими мастерами, он бесшумно, на цыпочках сделал несколько шагов и остановился около неплотно прикрытой двери, из-за которой услышал приглушенный разговор.

— Ну что, Люся, я сделал все, что мог. Сестренку твою не посадят, но суд будет обязательно, для проформы.

— Славик, дорогой, может быть, можно без суда? А вдруг ее засудят?

— Я тебе сказал, все будет нормально! Ты меня поняла, милая? — произнес мужчина и попытался, видимо, обнять женщину.

— Не надо, Славик, не надо. Я сегодня плохо себя чувствую.

— Ну, как хочешь. Я пошел, — с едва уловимой обидой произнес полковник.

Котенкина всего затрясло. Он еще крепче сжал рукоятку ножа и готов был ворваться в комнату, но в это время услышал голос полковника:

— Ну все, я пошел. Позвонишь мне домой дня через два или три. Таня будет в это время на дежурстве.

— Хорошо, Славик, я обязательно тебе позвоню, до свидания.

Людоед быстро, словно кошка, отпрянул на несколько метров и спрятался в туалете.

Через несколько секунд зло хлопнула дверь. На лбу у Котенкина проступила испарина и под мышками стало мокро.

Через несколько минут он открыл дверь туалета и прямо перед собой увидел Люсю. В испуге она дико вскрикнула и чуть не свалилась на пол.

Людоед подхватил ее, уложил на софу и похлопал по щекам.

Через несколько секунд Люся открыла свои красивые, словно уголь, глаза, чей притягивающий порочный блеск доводил его всегда до безумия.

Он в упор посмотрел на нее и медленно выдавил из себя:

— Завела любовника?!

— Ты что, Игорек? Это ему так хочется.

— А зачем пускаешь к себе мужчин?!

— Сестра моя в беду попала, растрату у нее обнаружили в кассе, а он является братом ее мужа, — медленно и слабым голосом произнесла женщина.

— Где он работает?

— В Управлении, какая-то важная шишка, обещает помочь, но все тянет резину, думает, что я с ним спать лягу. За нее тридцать тысяч в кассу внести надо, тогда можно дело закрыть!

— И ты его за этим пригласила?

— Да сам он пришел, Игорек, ты чего, не веришь мне, я его еле выпроводила.

— Смотри, красавица. Я ведь враз башку отвернуть могу.

— Не ревнуй, миленький. Я тебе верной была, — она медленно приподнялась, обхватила его воловью шею руками и впилась в его губы жадным исстрадавшимся по любви поцелуем.

Людоед немного отмяк, а когда она прижалась к нему своими крупными грудями, у него прошла вся обида, тем более что он за время своих бегов изрядно изголодался по такому чувственному женскому телу.

Котенкин жадно схватил Люсю, крепко прижал ее к себе и, быстро раздев, бросил на тахту.

Она застонала и, томно закрыв глаза, замурлыкала, словно кошка…

Людоед расслабился. Он был весь в поту, словно взмыленный конь. Почувствовав себя необыкновенно счастливым, облегченно вздохнул. Затем принял душ, с наслаждением смывая с себя выступивший пот и грязь, оделся и, вытащив из бумажника деньги, протянул их Люсе:

— Двадцать штук тебе хватит, чтобы закрыть дело?

— Вполне. Десять штук я где-нибудь наскребу в долг. Ой, спасибо, Игорек. Я безмерно тебе благодарна. Ты такой благородный, добрый. — И она горячо расцеловала его.

— Осинин! Приготовиться на выход. — В открытую кормушку прозвучал сиплый голос высокого и худого, словно жердь, вертухая.

— Адвокат подландал [102], — резюмировал Макинтош, которого Виктор взял в свою семью кентом.

Осинин быстро оделся, и через минуту его выпустили из камеры. Он прошел тюремный коридор, вымощенный коричневой плиткой.

— Сто-ять! — скомандовал контролер. — Сюда, — показал он рукой в приоткрытую дверь.

За столом сидел Светленький и что-то сосредоточенно писал.

— А, Виктор? — добродушно улыбаясь, проговорил Аркадий Сергеевич. Он, чуть сгорбившись, вышел из-за стола и протянул ему свою пухлую руку. — Вы свободны, — вежливо, но строго бросил он надзирателю.

Виктор почтительно пожал ему руку и спросил:

— Чем меня порадуете?

— Судебная система — вещь каверзная. Никогда не узнаешь, где подстелить, чтобы упасть. Будем посмотреть, — имитируя кавказский акцент, произнес Аркадий Сергеевич. — Но я тебя тем не менее порадую. — И он вытащил из-под стола дипломат, а затем, когда замки дружно взлетели, взору Виктора предстала захватывающая для зэка картина: две палки холодного копчения сервилата, две банки красной и две паюсной икры, несколько лимонов и пять плиток шоколада. При виде такой снеди Виктор обалдел.

— А вот тебе записка, — протянул он Осинину вчетверо сложенный листок.

Виктор нетерпеливо развернул бумажку и прочел. «Милый Витек! Я приехала в С. вчера вечером с мамой, отыскала Аркадия Сергеевича, и обо всем договорились. Не падай духом, держись! Я верю в тебя, ты невиновен. Данильчик уже начал ходить, он очень забавно смеется, а мама и Мариночка передают тебе большой привет. Марина очень скучает по тебе, все спрашивает, где папа. Крепко тебя целуем и ждем. Твоя навеки Тоня».

Осинин еле проглотил подкативший к горлу ком.

— А почему она сигарет не передала? — постарался переключить он свое внимание, чтобы подавить чувства.

— Но ведь ты же не куришь?

— Да, но зато мои кенты курят.

— Вот возьми мои.

— Да вы что, Аркадий Сергеевич, ведь это же «Филипп Моррис».

— Бери, бери, говорю.

— А как же я всю эту хаванину пронесу? Меня же прошмонают.

— Не мне тебя учить, растасуй по карманам, а немного здесь поешь.

— У нас так не принято.

— Согласен. Напиши ответ Тоне. Она ждет меня у проходной. Завтра будет суд.