А. Южный - Зэками не рождаются

Смеялся до слез иногда и Виктор, на время забывая, где он находится, но когда приходил в себя, то снова ощущал чувство безысходности.

Макинтош тоже не всегда был весел. Он с досадой вспоминал иногда дурацкую историю, приключившуюся с ним несколько лет назад.

Когда Осинин любопытства ради поинтересовался у «кошелечника» [84], который «работал по мужикам» [85], какая у него была самая крупная «покупка» [86], то он поведал Виктору довольно интересную с психологической точки зрения историю.

Как-то Макинтош зашел на автовокзал, чтобы «подзаработать» немного деньжат, предварительно уколовшись морфушой [87]. (Тогда он работал четко, спокойно и уверенно, с большим самообладанием и виртуозностью, выуживая кошельки и лопатники [88]у фуцманюг [89]. Его профессионализму и искусству мог бы позавидовать сам Кио и Акопян. )

Вдруг Макинтош увидел упитанного «жирного гуся» (тот был прилично прикинут [90]) и сразу понял — это его жертва.

Он подошел к нему, накинув для фортецелы [91]пиджак на руку, и молниеносно прощупал все карманы своей жертвы, так что мужчина даже не повелся [92]. Фуцин был пуст как барабан, но краем глаза Макинтош устриг [93], что сиротливо стоявший в углу здания невзрачный саквояж с облезлой ручкой принадлежал фраерюге.

Улучив момент, он разбил [94]его саквояж, быстро просмотрел все его внутренности и, не найдя ничего толкового, решил прихватить от нечего делать какой-то сверток, еще не зная, что там находилось. Сунув его под мышку, Макинтош незаметно вышел на улицу, чтобы сесть в троллейбус. Пропустив транспорт, который шел не в его сторону, он от нечего делать остановился и решил узнать, что же было в том свертке.

Оторвав уголок, он с удивлением увидел в руках кусочек стольника и понял, что там была крупная сумма денег. Его словно пронзило электрическим током, но в это время кто-то похлопал его по плечу:

— Земляк, гони-ка сверток! Перед ним стоял бугай, его терпила [95]. Макинтошу ничего не оставалось делать, как вернуть его законному владельцу.

Через месяц он узнал от своих собратьев по ремеслу, что его фуцманом был крупный растратчик и что в свертке, который он у него насадил [96], было ни больше ни меньше — 250000 рублей.

Бедный Макинтош слег в больницу. Целый год он пил валерианку и почти ничего не ел, заглушая голод сигаретами. Воровать он уже больше не мог. У него появился какой-то страх и неуверенность — стали дрожать пальцы, и чувствовал он себя каким-то разбитым и подавленным.

Макинтош так бы и остался дисквалифицированным, если бы не его кенты — карманники.

Один из крадунов [97]догадался сунуть руку Макинтоша в сумку одной женщины и, придержав ее, заставил взять кошелек.

Только после этого Макинтош почувствовал в себе уверенность и через некоторое время начал успешно и профессионально обкрадывать «честной» народ.

Котенкин выжимал из «Волжанки» последние соки. Ему надо было оторваться от ментов как можно дальше, но ехать в «засвеченной» [98]тачке было в высшей степени глупо и опасно.

Поэтому, выехав за город, он переоделся в цивильный костюм и сбрил бороду и усы.

Людоед знал, что на первом же посту ГАИ его тормознут, а отстреливаться ему нечем, и поэтому у него созрел план — достать другую машину, прорваться до ближайшего железнодорожного узла и оттуда махнуть на Север, в город С. Там проживала его любимая подруга Люся, с которой он прожил около двух лет после того, как покинул негостеприимное казенное заведение с названием ИТУ (исправительно-трудовое учреждение) — лагерь для зэков строгого режима.

Люся работала буфетчицей в местном ресторане, и Людоед познакомился с ней в первый же день после того, как откинулся по звонку [99]. Он забурился [100]в кабак, когда было уже поздно и официантки закончили работу. Людоед был голоден, как зверь, да и выпить ему страшно хотелось — надо было избавиться от напряжения хлопотного дня.

Когда он прорвался к буфету, то увидел женщину 30 — 35 нет, довольно дебелую, но не в такой мере, чтобы можно было отнести ее к разряду толстушек. Просто это была дородная русская женщина, довольно щирококостная, но не жирная, с крупными и правильными, если не красивыми чертами лица.

Буфетчица, увидев высокого изможденного парня с лимонным цветом лица, с квадратным подбородком, скорее догадалась, чем поняла, из какого места он вырвался, и встретила его радушной улыбкой, обнажив свои ровные, белые зубы. Не от хорошей жизни улыбнулась женщина, желая привлечь внимание к своей особе. Поубавились мужики в их округе — кто поизносился от запоев и пристрастного курения, кто был в армии или в тюремном узилище.

Больше всего Людоеду понравилась ее пикантная ямочка на правой щечке.

— У вас не найдется случайно чего-нибудь выпить и поесть? — И на его испитом лице промелькнуло хищное выражение.

— Чего-нибудь найдется, — доброжелательно ответила она.

В буфете у нее нашлась «последняя» бутылка «Пшеничной», немного сыра и даже такой деликатес, как буженина. Он с жадностью набросился на еду, громко чавкая и буквально проглатывая еду кусками. Тогда она подсела к нему и нежным, ласкающим слух голосом спросила:

— Можно с вами выпитъ за компанию?

— Угу, — с набитым ртом промычал Котенкин и, прожевав пищу, выбросил фразу: — За компанию, говорят, жид удавился.

— Что, действительно удавился?

— Да, в Одессе был один жид, чья компания разорилась, и он с горя вздернулся. С тех пор эта поговорка применяется в переносном смысле.

— Да, интересно.

— Ну, давайте выпьем, — грубовато предложил Людоед, разливая по граненым стаканам холодную, приятно пьющуюся водку.

— Ой, мне много не надо, — кокетливо замахала она своей белой пухлой ручкой.

В тот вечер Котенкину удалось пленить исстрадавшуюся по мужской ласке душу буфетчицы, и она пригласила его к себе.

Жила она одна в двухкомнатной квартире с сыном Сергеем, озорным и забавным мальчишкой, которого она иногда «сплавляла» на время к своим родителям, чтобы побыть одной и душевно отдохнуть, так как ужасно уставала от шалостей и капризов своего отпрыска.

… Людоед остановил машину на обочине, невдалеке от лесополосы, сиял бронежилет, в котором обнаружил две дырки от пуль, и закинул его подальше в густоту травы.

То, что в него попало две пули, он почувствовал, когда подбегал к машине, — два сильных удара-толчка в спину, где теперь красовались гематомы размером с голубиное яйцо.

Он открыл капот, сделав вид, что ковыряется в двигателе, а сам исподлобья высматривал автомашину, которую можно было «стопорнуть» [101]. Через каких-то двадцать минут позади него послышался визг тормозов, и Котенкин увидел молодого розовощекого мальчишку за рулем новехонького «газона», желавшего, видимо, подработать на ремонте.