Михаил Нестеров - Если враг не сдается

Что там за фигня? Рудгер давно не чувствовал предстартовой дрожи в руках. Взяв автомат на изготовку и пригибаясь вровень с кустами, он так же осторожно пошел назад. Туда, где воцарилась тишина.

Двадцать, тридцать шагоз. Со стороны секрета спять раздалась какая-то возня.

Когда латыш покидал пост, Граф Дракула, как и он, маскировался сухими ветками и еловыми лапками, прикрепленными к шлему, с откинутым капюшоном маскировочного халата. Сейчас же сержант видел товарища с капюшоном на голове, всё так же привалившегося к стволу и с автоматом на боку. Такое чувство, что он замер, вслушиваясь, не хватало разве что его предостережения: «Тише!»

На этот раз Косицин, отморзив Рудгеру, не боялся нашуметь. Привалив тело мертвого спецназовца к дереву и придав ему более или менее естественное положение, он проворно скрылся за группой деревьев, что находились по ходу движения Рудгера. Когда последний оказался сбоку от него, боевик, в очередной раз демонстрируя отвагу и мастерство, напал на второго спецназовца.

Российская армия научила его многому, но еще больше он почерпнул в лагерях диверсионной подготовки — в Азербайджане, Грузии и в самой Чечне. Если в российском подразделении спецназа страх и нерешительность из него выбивали, а дисциплину вколачивали, то в диверсионных центрах выжигали огнем.

Сигнал «ко мне» одновременно прозвучал и для Зии Могуева, который видел работу своего товарища и даже успел по достоинству оценить ее. Не дожидаясь поддержки второй подгруппы, остановившейся в семидесяти метрах от этого места, чеченец быстро сократил дистанцию и юркнул в траншею, которая минутами раньше приютила Алексея Косицина. Изготовив пистолет — не самый надежный «макаров» с механическим глушителем Сматча (но какой есть), — Могуев взвел курок.

Солнце уже наполовину вышло из-за горизонта, его красноватые лучи скользили между сосен, берез, кленов, просачивались сквозь ивовые кусты и буйные тополиные побеги и давали небольшую подсветку на глаза стрелка. Зия бросил мимолетный взгляд на убитого спецназовца, когда занимал выгодную для выстрела позицию, оставаясь при этом незамеченным. Несколько сорванных Косициным веток со шлема спецназовца лежали рядом с его головой, склоненной набок. Отчего страшная рана, казалось, скривилась в жуткой усмешке, продолжая выпускать кровавую пену.

В крайнем случае можно и выстрелить. Металлический щелчок поглотит влажный и в то же время морозный воздух; эта смесь невидимым туманом приподнималась над землей, тужилась подняться еще выше, к кронам деревьев, на которых начала пробуждаться жизнь: вспорхнула одна синичка, другая, очередь за кургузыми и ленивыми воробьями, которые просыпаются позднее других птиц.

На миг острые солнечные лучи закрыла быстрая тень, и тут же они снова брызнули в глаза чеченца, словно давая ему команду к активным действиям.

Рудгер понял, что его товарищ мертв, лишь в тот момент, когда слева от себя он уловил движение и круто развернулся в ту сторону. Хоть он и сжимал в руках автомат, но отчетливо понимал, что именно в эту секунду он, заряженный холостыми, не поможет. Именно в эти короткие мгновения ему приходилось отбивать атаку, а уже потом давить на спусковой крючок, поднимая на ноги товарищей на базе.

Из такого положения — стоя вполоборота к противнику — Рудгер не мог уклониться от удара ножом, он механически отпрянул от нападавшего, в падении пытаясь схватить его за рукав вооруженной руки и уже на земле провести завершающую фазу наработанной связки. Падая на бок, он уже крепко держал боевика одной рукой за рукав, а другой надавливал ему на предплечье. Тут же движением головы вбок каской ударил его в висок. Удар вышел несильным, но дал латышу возможность довести прием до конца. Когда он рассчитанным и сильным движением вывернул боевику руку, хватка Косицина ослабла, и он выронил нож.

Чуткое ухо спецназовца уловило справа от себя треск сучьев, но перед этим он увидел коренастого человека, вооруженного пистолетом. В это время Рудгер буквально сидел верхом на противнике, готовый сломать ему шею, и не мог ни укрыться за ним, подтягивая его на себя, ни более или менее быстро скатиться с него, — стрелок, держащий пистолет на уровне плеч, легко достал бы его.

И всё же сработала интуиция: коротким и резким движением сильных рук сержант сломал шейные позвонки Коси ци ну.

— Руки за голову! — раздался шипящий шепот. И еще один — когда, сопровождаемая несильным щелчком, над головой просвистела пуля.

А небольшая поляна в один миг ожила: справа, держа Рудгера на мушке, обозначились несколько автоматчиков.

Сержант ничего не понимал: кто эти вооруженные люди, откуда появились здесь и с какой целью? Однако, подчиняясь приказу и с сожалением глядя на свой автомат, на котором спаренные рожки были скреплены синей изолентой, он, отпуская мертвое тело боевика, поднял руки над головой.

— Ребята, — хриплым голосом сказал латыш, — вы не похожи на тех, кого я ждал.

Самоуверенные боевики с заметной ленцой взяли сержанта в кольцо. В бахилах и преимущественно в теплых куртках, в шерстяных шапочках, они тем не менее выглядели боевой единицей.

— Не беспокойся за них, — ответил Могуев. — Они тоже придут.

Шамиль Гуляев, обошедший спеназовца сзади, ударил его прикладом «Калашникова» в шею, и Рудгер, дернув головой, снова рухнул на Косицина.

Пиебалгс очнулся с крепко связанными за спиной руками. Судя и по положению солнца на небе, и по не затекшим еще рукам, в которых едва начали зарождаться острые и неприятные колющие толчки, без сознания он провалялся недолго. Он лежал на боку, уткнувшись щекой в колючую желтую хвою. Прямо перед глазами чьи-то ботинки, уже освобожденные от бахил. Сержант приподнял голову и встретился взглядом с Адланом Магомедовым. Командир опустился перед спецназовцем на корточки и несколько секунд не сводил глаз с его лица.

В голосе Рудгера прибавилось хрипотцы:

— Ты не муж той подруги, от которой я подхватил триппер?

Магомедов всегда и во всём шел только вперед, брал с места. Юмор пленного спецназовца вряд ли сколько-нибудь задел его. Адлан, видавший десятки таких смельчаков, ответил чуть слышным смехом. Клокоча где-то в горле, он набирал обороты, как тракторный двигатель, простоявший всю зиму на приколе. Проперхавшись таким образом, Магомедов задал первый вопрос:

— Проводишь нас к базе?

— Был бы ты поляком, я бы тебя проводил. Но ты, как я вижу, «чех».

Адлан поднял глаза на Червиченко. Из всего сказанного латышом Хохол понял лишь слово «чех», чеченец то есть.

— Что он сказал?

Василий, глядя на своего мертвого товарища, с которым наездил на «КамАЗе» не одну тысячу километров, подернул одним плечом: «Не знаю». И вслух добавил: