Михаил Нестеров - Если враг не сдается

Мельников, приготовившись, прижался к земле, раскинув руки. В правой руке бесшумный пистолет, в левой — тридцатисантиметровый стреляющий нож с длинным лезвием. В гарде рукоятки прорезан визир, а над стволом пристроена мушка. Впрочем, с близкого расстояния, держа этот «крайний случай разведчика» рукояткой вперед, тщательно прицеливаться вряд ли доведется. Сейчас в нем самое ценное — это крепкий и острый, как бритва, массивный клинок, матово отсвечивающий под луной.

Два боевика, в одном из которых Мельников признал славянина, одетого в униформу, а в другом не без удивления распознал стройную фигуру женщины, шли прямо на него. Если попрут через холм, то обязательно наступят А если обойдут, то вскоре наткнутся на амуницию спецназовцев. Но прежде могут обратить внимание на следы, оставленные Миротворцем.

Эти уроды идут на пост, размышлял Миротворец. И раньше, чем через час, их не сменят. Или не хватятся — там видно будет. Значит, час. А может, и два. Хорошо бы два часа. К этому времени Ротвейлер уже должен будет «отморзиться» в штаб.

Пятнадцать шагов до холма, который и впрямь мог стать для Мельникова могильным.

Десять шагов...

Игорь затаил дыхание. Жаль, нельзя приподнять голову и хотя бы одним глазком глянуть на обстановку в лагере. Сколько там человек? Может, рассосались?

«Да, блин, азарт сильнее страха». Сейчас Миротворец, на которого если не наступят, то возьмут в кольцо, сравнил себя с гранатой со спиленным замедлителем: отлетит рычаг запала, и сразу же раздастся взрыв. Никаких тебе отсчетов времени, никаких четырех секунд. Одну такую он подбросил подозреваемому в бандитизме чеченцу. Вскоре по району поползли слухи: мол, подорвал себя, обороняясь от федералов. Героическая личность, что и говорить.

Ну давайте, суки, обходите меня справа или слева. Вот с дерева смотрюсь я неплохо: грудью на «могиле». То ли обнял ее, горюя о давшей дуба подруге, то ли вылез погреться под полуночной луной.

Спокойно, спокойно, не психуй. Они уже в шаге от тебя...

Суки, справа обходят. А я влево смотрю.

Боевики шагали не в ногу. Шелест сухой травы под их шагом походил на поступь медведя: всё же ступали они осторожно. Но почти вплотную к затаившемуся разведчику. В какой-то миг Мельникову показалось, что они остановились — резко, словно напоролись на невидимую стену. И он инстинктивно еще сильнее сжал рукоятку ножа; когда кончатся патроны, он отбросит бесполезный пистолет, умерит хватку, чтобы доработать клинком в привычной расслабленной манере.

Внутренний таймер спецназовца ворочал цифры. Еще одно мгновение — и пора начинать.

Антон Соколов был родом из Питера. Вот уж где белые ночи! С серебристыми сумерками этого края не сравнить. Хотя сейчас луна позволяла безошибочно ориентироваться на местности; к тому же этот путь был уже знаком Ротвейлеру.

Антон бежал налегке — выкладку и всё лишнее заблаговременно скинул. При себе имел автомат, пистолет и пару ножей, включая НРС — «нож разведчика стреляющий», в торец которого было встроено стреляющее устройство под 7,62-миллиметровый бесшумный патрон СП-4.

Вот и знакомая песчаная грунтовка, ведущая к поселку. Десять минут бега по ней, и Антон достиг развилки: свернул налево и, ставя ноги «елочкой», легко преодолел семидесятиметровый подъем на высотку, с нее углубился по распашке в ельник. Он шел тем же маршрутом, что и утром. Вот сейчас снова настала пора сворачивать, чтобы перейти «железку» и выйти на автомобильную дорогу.

Шесть километров до «тройки». Всего-то полчаса по прямой, учитывая сходы с дороги при появлении машин. А те загодя обозначали себя ярким светом фар.

Дорога.

Машины.

Неизвестно, что толкнуло Антона на этот шаг, — вряд ли желание побыстрее добраться до «тройки». Больше всего он думал о своем товарище, который находился в окружении двух десятков террористов. Вот его он хотел поскорее освободить из этого окружения. Одним словом, Соколов руководствовался порывом — наверное благородным. И еще одна причина: он своими глазами видел труп молодого спецназовца, видел чеченских террористов, но до конца поверить в это мешала некая фантастичность, нереальность, невозможность происходящего. Видел и не мог поверить. Казалось, обманывали глаза. Что сказалось на ответственности, возложенной на него старшим сержантом Мельниковым.

Будь он в другом месте, в той же Чечне, где он провел три месяца, он бы ни за что не поднял руку, останавливая машину. Он оставил без внимания то, что жест вооруженного человека в камуфлированной униформе мог быть воспринят водителем как агрессивный. Ладно бы Антон стоял на обочине или шел по ней. Он резко шагнул из кустов. А до третьей базы, обустроенной в брошенной деревне, оставалось всего пять километров. Обычно в таких случаях деревенские говорят: смерть позвала.

Водителю «КамАЗа» с прицепом показалось, что военный не собирается останавливаться, что попрет дальше наперерез: столько придурков на дорогах — и пеших, и за рулем. Он даже не успел разглядеть, вооружен тот или нет. Он ударил по тормозам и дернул руль, пытаясь избежать возможного наезда. И груженный лесом прицеп, скользя и складываясь на предательской скользкой песчано-галечной дороге, подмял под себя Ротвейлера спаренными колесами.

Над Антоном склонился водитель. Изо рта бойца выкатывалась кровавая пена, губы что-то шептали. Шофер взял спецназовца под мышки и оттащил в придорожные кусты. Заняв место в кабине, дал газу — подальше от этого места, подальше от греха. Хотя, успокаивал он себя, держа дрожащие руки на баранке, греха на нем мало.

Еще неизвестно, кто бросился под колеса «КамАЗа» и что бы он натворил с оружием в руках. Из воинских частей сейчас бегут и по одному и пачками. В основном — с оружием. И нередко имея за собой несколько трупов сослуживцев.

Василий Червиченко остановился, всматриваясь. Грета Брасас, шедшая слева, повернула голову и вопросительно приподняла подбородок: «Что?» Хохол чуть слышно матюгнулся. Этот березовый пень, что виднелся примерно в семидесяти метрах отсюда и в ста от лагеря, в который раз заставил боевика напрячься. В нем ему постоянно мерещилась увязшая по плечи в трясине человеческая фигура. И сейчас он смотрел на пень, а не себе под ноги, где в шаге от него притаилась смерть.

Ничего, маякнул он латышке, у которой, как у поэтессы, на шее был повязан платок.

Боевики продолжили движение и дали Миротворцу перевести дух.

Сначала он быстрым взором оглядел лагерь и покачал головой: в центре его стояли трое, включая командира рейдовой группы и, по-видимому, командира банды, тощего «урода», как он окрестил Адлана Магомедова, у которого на груди висел короткий автомат; остальные были вооружены «калашами». Потом обернулся на Червиченко и девушку, которые успели отойти метров на двадцать.