Михаил Нестеров - Приказ обсуждению не подлежит

От Директора, как от Снежной Королевы, повеяло холодом, когда он стремительно прошагал по темноватому холлу в кабинет начальника управления.

— Здравия…

— Здравствуй, — оборвал Боровича Ленц. Он резко выдвинул стул, сел на него, фуражку положил на стол справа от себя. Глянул на хозяина кабинета.

Борович съежился под отяжелевшим строгим костюмом, старался проглотить тугой ком, подступивший к горлу, чему мешал, наверное, итальянский галстук в легкомысленных фиалковых тонах.

— Сядь, — велел Спрут Боровичу. Он снял часы с золотистым браслетом и как-то по-домашнему ойкнул, зацепив волосок на руке. Демонстративно положив часы перед собой, генерал приступил к делу. — У тебя будет двадцать четыре секунды — отсчет начнется, как только я закончу. За это время ты должен будешь успеть: первое — снять трубку телефона, второе — набрать номер, третье — отдать распоряжение, чтобы девочку, Каролину Зельман, и ее отца Карла доставили в безопасное место или, по крайней мере, оставили на месте — без надзора. Четвертое: ты предупредишь своих людей, чтобы с головы заложников не упал ни один волос. Теперь примечания, — в стиле радиограммы продолжил генерал. — Боевики «Ариадны» (в это название Спрут вложил ему одному известный смысл) освободили пленных спецназовцев и близки к тому, чтобы доставить их на немецкую военную базу в Турции. По крайней мере там они будут в безопасности. — Ленц продолжил без паузы:

— Ну что. — говнюк, доигрался?

Борович на автомате проглотил оскорбление. Он сделал попытку защищаться, а глаза шарили по стильному перламутровому телефонному аппарату. Он должен, обязан позвонить — только он наберет другой номер. Рискнет головой, но сделает это. Этак по-геройски, по-американски: я сделал это, он сделал это, мы сделали это. Этак патриотично, с детства не зная других слов.

Сходил в туалет, вышел с натруженными красными глазами и, глотая слезы, к родителям: «Я сделал это!» Слез с залитой слезами девчонки и вместе с ней, хором: «Мы сделали это! Вместе». И Борович сделает это.

Спрут легко разобрался в его «глазной» суете. Без намека на иронию генерал сказал:

— Попробуй.

Что для Боровича означало «рискни». Головой.

Перед глазами даже не огромный кабинет, а его пустошь, в которой шелестят крыльями тараканы. Прусаки.

За столом сидит «товарищ нарком» — миротворец и авантюрист. Он повторяет слова генерала Ленца: «Ну что, говнюк?» И не добавляет: «Доигрался?» Потому что сам доигрался. В приватизацию.

Хозяин кабинета остался в прежней стойке.

— «Ариадна» не могла освободить заложников.

Все. Он открыл карты. Хотя мог недолго, но упорно гнуть одну линию: "Не знаю, о чем вы говорите, товарищ генерал армии, о каких заложниках, о какой «Ариадне».

Потянул бы время, которое пригодилось бы для анализа, для подготовки какой-никакой контратаки. Просто собрался бы с мыслями.

— Тем не менее это так. Или ты думаешь, что начальник ГРУ блефует? — от третьего лица спросил Ленц. — Или ты думаешь, что все это время полковник Артемов работал на тебя? Да он расколол тебя как гнилой орех.

Он, не вступая в контакт с Мартой Зельман, за сорок восемь часов установил факт похищения ее дочери. А ты, как аналитик, совершил главную ошибку: не распознал разведывательно-подрывную деятельность Артемова.

Не на того поставил, господин Борович.

— По раскладу, по времени, которое было проанализировано по секундам, получается, что «Ариадна» не могла освободить спецназовцев. Автоматическая блокировка дверей…

— Это по твоему раскладу, — перебил Ленц. — А по моему получилось следующее: когда вертолет с боевиками сел на территории тюрьмы, пленники уже были свободны. «Ариадна» взяла их на борт, проведя заключительную эвакуационную фазу операции.

Ленц пока не знал о капканах, в которые периодически попадала диверсионная группа Сергея Марковцева. Агенты доложили ему, что вертолет на территорию тюрьмы не опускался, лишь прошел над горящим двором. Пожар же возник не стихийно, ему предшествовал мощный взрыв. Но диверсионной группы в то время в «Магрибе» уже не было. Ибо взрыв был отвлекающим маневром. Это как дважды два — четыре. Почему боевики начали операцию раньше намеченного срока, генерал узнает очень скоро. Потому что действовали по новому плану, в котором и время могло сместиться в ту или иную сторону. Собственно, работали по обстоятельствам. Об этом открыто говорил сам факт отвлекающего маневра.

Но Боровичу необязательно знать обо всех сложных перипетиях, на каждого мудреца довольно простоты.

Ленц вяло, словно устал, махнул рукой:

— В «Магрибе» работала вторая диверсионная группа. Попробуй потянуть эту ниточку.

Это казалось невозможным, но Борович поверил сразу, даже не вникая в детали, не пытаясь представить, каким образом на объекте оказалась еще одна диверсионная группа. Наверное, потому, что за словами Директора стоял непробиваемый подтекст: «Это была моя диверсионная группа». А за ним другой смысл: «Если бы акцию по устранению Мохаммеда-Эфенди поручили мне…»

Еще и еще…

Также Борович не пытался вникнуть в стратегию спецоперации, на которой его, мягко говоря, коллективно поимели. Это он подготовил надежный отход безымянным диверсантам. И все это вместе в пух и прах разбивало то слово, которое словно выплюнул начальник ГРУ: блеф.

— Меня не интересуют имена подонков, которые стояли за похищением семьи Зельман, — высших чинов я знаю поименно, а низших передавлю, если понадобится, как вшей. И последнее: как только ты положишь трубку, ты сообщишь мне место, где мои люди смогут забрать заложников. Они готовы сделать это в Германии, Грузии, Йемене, Пуэрто-Рико, Эритрее. Впрочем, трубку не клади — нажмешь на рычаг и передашь ее мне. Я отдам распоряжение из твоего кабинета, роскошного кабинета. — Ленц демонстративно огляделся, покивал и насмешливо заметил:

— Даже у меня такого нет.

«Даже у меня такого нет».

Очень знакомые слова. Где Борович мог их слышать раньше? Здесь, в своем кабинете? Похоже, так. Кто их произнес?

Словно это было жизненно важно, Борович наморщил лоб и лихорадочно вспоминал. Так усердно, словно плыл к спасательному плоту.

И он вспомнил. Речь шла о телевизоре.

«Даже в моем офисе нет такого телевизора». Это заметила Марта. И пошутила, однако серые глаза немки остались настороженными: «Вы большой транжир, господин Борович».

И словно в заключение несколько минут назад он услышал нечто схожее: «Не на того поставили, господин Борович».

Да, не на того — он допустил ошибку.

А начальник военной разведки действовал наверняка.

Он ступил на борт взятого на абордаж корабля, а не на палубу нетронутого судна в качестве равноправного партнера. Он фактически реквизировал управление "М".