Михаил Нестеров - Приказ обсуждению не подлежит

— Время, — напомнил Спрут, коснувшись часов. — Звонок бесплатный. Но первый гудок будет стоить очень дорого. Второй еще дороже.

Борович снял трубку и набрал длинный номер; длинные гудки доносились даже до начальника ГРУ.

— Извините, товарищ генерал, не могу дозвониться.

— Ты звонишь на сотовый?

— Да, — с небольшой задержкой ответил Борович.

Ленц обладал исключительной памятью. Он взял со стола листок бумаги для записей, набросал несколько цифр и подвинул его к начальнику управления.

Борович бросил взгляд на запись.

«8 — гудок — 387 — 71 — 34-90-91».

— Попробуй по городской линии.

Начальник военной разведки встал и направился к двери. А Боровича, который проиграл по всем статьям, прорвало. Словно кто-то дернул за ручку сливного бачка.

— Диверсанты никогда не укажут на меня. Они молчали там, будут молчать здесь. И кто им будет задавать вопросы? Вы? Зачем вам, самой засекреченной личности в российской разведке, крупные публичные разоблачения? Вы лишь однажды дали интервью. Вам задали длинный вопрос: «Разведдеятельность любит тишину, и все же были ли за последнее время „громкие“ случаи разоблачений, поимки, которыми занимались именно структуры ГРУ?» И вы ответили: «Я просто скажу „были“, и давайте поставим точку» <���Из интервью начальника ГРУ Генштаба ВС России корреспонденту «Известий» Светлане Бабаевой. 17 июля 2003 года.>. Сейчас-то почему вы не хотите ставить точку? Хотите дать еще одно интервью?

Генерал надел фуражку и посмотрел на Боровича из-под козырька — холодно и в то же время снисходительно. Еще до заброски диверсионной группы Марка в Латакию он отыскал подтекст в репортажах катарского телеканала, показывающего человека в маске. Содержание подтекста задело Спрута — как человека — за живое.

Он припомнил беседу с Артемовым. «Башар Асад хочет честных переговоров. Это несмотря на то, что участь спецназовцев решена. Сирийский президент рассчитывает подойти к этому вопросу цивилизованно. И искренне удивляется варварству страны Икс. Хотя давно понял, граждане чьей страны находятся под стражей».

Игра по всем правилам. По-честному.

Ленц мысленно воспроизвел фразу Боровича: «Они молчали там, будут молчать здесь» — и ответил:

— Ты зря так думаешь.

Москва, 25 апреля 2004 года, воскресенье

Как и в своем последнем слове на судебном заседании, Артемов снова мог процитировать Шнура: «Я подыхаю на работе, потом бухаю, потом — в блевоте. Домой приду, а дома — ты, яичница, телеки ранние цветы. Вот будет лето — поедем на дачу…»

До лета далеко, но весна выдалась теплая: скворцы прилетели, жаворонки, трава прет как сумасшедшая…

Дома на подоконниках не ранние цветы, но рассада — садовых цветов, бахчевых культур, прости господи…

«Может, возьмем бутылку коньячку?»

Дельное предложение.

Как и несколько дней назад, Артемов и Марковцев сидели за столом и потягивали коньяк. Оттягивались вроде бы, но смуту чувствовали буквально за дверью. Вот-вот появится на пороге кто-то с военной выправкой, подойдет к столу и вывалит из мешка кучу документов, планов и фотографий. Кучу очередного дерьма.

Марк в солнцезащитных очках, скрывает желтые круги под глазами. Стесняется «цветомузыки»? Вряд ли.

Проник в мысли полковника о сногсшибательном взгляде Сергея Марковцева, который он в красочных тонах нарисовал Марте?

Разговор не клеился. Оба по большей части молчали, копаясь в собственных мыслях. Но все они были на одно лицо. Марк с усилием, казалось, как на допросе, в двух словах рассказал, как их встречали на немецкой военно-морской базе в Турции, что у «зондер-команды»

Марты среди военных неплохие связи. Она сделала свою работу, и появление на базе бойцов «Ариадны» и освобожденных заложников неожиданностью не стало. Пленникам и раненым бойцам оказали медицинскую помощь.

Но уже через три часа россиян взяло на борт торговое судно, следующее из Бейрута под конвоем двух военных катеров Черноморского флота. Однако раньше военно-морскую базу покинула глава «Ариадны» Марта Зельман. По словам Стофферса, она получила какой-то срочный звонок по телефону…

Срывая шейный платок и глотая слезы, Марта бежала навстречу двум самым дорогим ей людям. Еще не все закончилось — сначала нужно пробежать эти долгие пятьдесят метров, потом пройти следующий этап: коснуться дочери, упасть на колени и заключить ее в объятия. Не глядя найти руку Карла и сильно — по-мужски — сжать ее.

Еще не все закончилось. Марту долго будут терзать ночные кошмары с одним-единственным коротким сюжетом. Но под утро ей всегда будет легче. Она будет видеть улыбающегося Артемова, чуть смущенного Сергея, которому шепнула: «Спасибо… Я никогда не забуду…»

И не добавила — тебя. Просто того, что он сделал для нее. Она будет хмуриться, когда Сергея заслонит человек, настоящее лицо которого она никогда не видела и не увидит: распухшее и кровоточащее от побоев… Ее будет мучить продолжение: словно специально загримированное под предстоящую операцию.

И еще чью-то тень, мягко накрывшую и этих людей, и саму Марту…

Может, она закроет свою фирму, займется мирным бизнесом. Но оставит название: «Нить Ариадны».

— Со Спрутом встречался? — спросил Марк.

— Да, виделись, — подтвердил Михаил Васильевич.

Ему пришлось писать многостраничный отчет «о проделанной работе». В коротких перерывах Артемов прикидывал, как будет отписываться Сергей, даже попробовал мысленно набросать рапорт как бы в стиле Марковцева: «Когда я технично сдал всех бойцов своей группы и меня поместили в камеру-одиночку, я попросился на допрос к следователю. Когда я задушил его…»

Нет, ничего не получалось. Отчего-то сбивался на идиотское продолжение: «Спецназовцы в неволе не живут. Но — размножаются. И вот, когда мы размножились в тюрьме…»

Артемов не знал многих деталей, в частности того, что Марк едва не пролетел «над гнездом кукушки», угодив в расположение отдельного мотострелкового батальона. И вряд ли узнает об этом.

— Спрут внес поправку в наш контракт, — добавил полковник. — Я ушел из ГРУ как свободный агент.

— Тонко, — подметил Сергей. — Добро пожаловать в наш клуб.

— Слышал про Боровича?

— Нет, а что?

— Вчера вечером сообщили о его смерти…

«За что они его так?» — задался вопросом человек, имеющий непримечательную внешность. Чуть удлиненное лисье лицо с впалыми щеками, рыжеватые волосы, редкие брови и тусклые глаза. Его серый облик гармонировал с мышиного цвета утепленной курткой.

Полуобнаженная девица, накачанная коньяком и кокаином, полулежала на сиденье серебристого «Мерседеса». Оставалось подготовить мужчину: посадить его рядом, раздеть, одежду бросить на заднее сиденье иномарки.