Михаил Нестеров - Последний контракт

Он насильно попытался отыскать в собеседнике неприятные черты, что-то отталкивающее, улыбку, например, прищур, что еще? Невольно опустил глаза, не выдержав мрачноватого взгляда. И переключился на себя — одного из десятков сотрудников охраны, одного из многих сотен работников «почтового ящика»... на которого кем-то была сделана ставка. Он видел себя напротив парадного отдела милиции, на дистанции пренебрежительного чиха дежурного милиционера, на расстоянии похмельного дыхания следователя. Задыхающегося в кабинете следователя. Еще и еще раз. С подписанной бумажкой на выход, с повесткой явиться завтра, послезавтра. Перенесся в кабинет директора, но не увидел на своем лице ничего героического. Он не может ответить на ряд простых вопросов: почему именно к нему обратились с целью шпионажа? что в нем такого, что привлекло внимание шпионов? что ждать от него в дальнейшем? куда отогнать все неприятное, что связано с ним? как объяснить, что он уже скомпрометирован и более не служит общим интересам института?

Вот так, шаг за шагом, Алексей вернулся к своему собеседнику и снова коротко глянул на него. Но уже не пытался отыскать что-то неприятное в его чертах. Он не приписывал ему этого простого, но всегда действенного хода. Психологический капкан, в который он попался, был изобретен давно, Марковцев же просто поставил его на пути Родионова.

Он был готов сказать: «Нет, я не согласен», но в голове прогромыхало последнее — ускользающее видение собственной скульптуры в героической бронзе. Действительно, он откажется, а вербовщик на этом не остановится, он пойдет дальше и уже завтра, может быть, сделает подобное заявление еще кому-нибудь из «Прибора» — и не обязательно из охраны, попросит пропуск, «дипломат». Этот кто-то может оказаться слабее... и чуточку богаче. Интересно, на сколько.

— Сколько вы платите?

Марк мог назвать любую сумму в пределах разумного. Он фактически открыл все карты, кроме одной: Родионов пойдет по полной программе, у него конфискуют не только деньги, но и квартиру. Сергей работал на две конторы и был обязан сообщить детали вербовки Екатерине Скворцовой.

Родионов не дал ответить собеседнику, выставив ладонь. На языке вертелся другой вопрос: кто стоит за Сергеем, от лица какой организации он действует или выступает. Однако перед этим он должен дать ответ: да или нет. Причем с жестким условием: он не должен интересоваться, кому он продается. Сам факт продажи отвергал какую бы то ни было чистоту сделки.

Несколько секунд колебания, и Родионов повторил вопрос:

— Сколько?

— Три тысячи долларов.

«Так мало?!» Алексей рассчитывал минимум на «десятку». Именно торг, уместный в данном случае, окончательно втянул его в это мероприятие. Он мог заработать больше, если, конечно, рассуждал все это время правильно.

— Кроме того — ну, о чем мы говорили, — что еще вас интересует?

— Да или нет? — дождался он вопроса.

— Да.

Фотография проявлена, спокойно заметил Марковцев, осталось ее закрепить — завершение вербовки и требует закрепления — например, письменное обязательство о сотрудничестве, которое дает завербованный информатор. Но Марковцев посчитал это грубым приемом. Во-первых, он может испугать Родионова (я такой-то, обязуюсь то-то... — что похоже на приговор) и сорвать сделку. Гораздо проще ненавязчиво потребовать от него письменное сообщение, собственноручно написанное им и подписанное его настоящим именем. Плюс расписка в получении денег.

Расписку он напишет уже сегодня, а завтра закрепит сотрудничество конкретной информацией.

Марковцев вынул из кармана кожаной куртки конверт и положил на стол. В другом кармане покоился цифровой диктофон, фиксирующий каждое слово.

— Здесь пять тысяч, — пояснил Сергей. — Две тысячи за конкретную информацию.

— Какую?

— На предприятии ты работаешь четыре года, наверняка у тебя есть знакомые из рабочих, лаборантов, начальников отделов. Определись с кандидатом, чей пропуск ты передашь для тестирования, назови его фамилию, номер стойки, через которую он проходит, сколько охранников контролируют эту стойку. Плюс данные на этих охранников — имена, фамилии, семейное положение. Напишешь на бумаге и распишешься. Пока что ничего определенного, — успокоил Сергей. Он вырвал из записной книжки листок и положил его поверх конверта с деньгами. — Набросай следующее: я, фамилия, имя, отчество получил за оказанные мною услуги, носящие информационный характер о моей работе, пять тысяч долларов. Дата. Подпись.

— Мне надо подумать.

— Да. Как и «Крыльям» надо подумать, как отыграться. Ты заметил, какой красивый гол забил Кержаков? Метров с двадцати пяти. Скоро догонит Каряку. Его, кстати, заменили, не заметил? Теперь капитанская повязка у Лейутона. У волжан теперь чернокожий капитан. Забавно, не находишь?

— Мне надо подумать, — повторил Алексей.

— Да, у тебя будет дополнительное время, — в духе пивной рекламы согласился Марковцев. Однако в его словах не было напора. Родионов уловил и оценил этот момент.

Перед глазами пять тысяч долларов. За месяц он зарабатывает девять тысяч рублей. Больше года надо работать, чтобы скопить такую сумму.

Алексей покачал головой:

— Нет. Дайте мне ночь на размышление. Встретимся завтра в это же время.

— Хорошо. — Марковцев положил конверт в карман. Достал две сотни рублей и положил на стол: — Я проиграл пари. Хотя надеялся на ничью. До завтра.

Скворцова сидела напротив начальника управления. Длинный стол для заседаний вмещал до двадцати человек, сейчас за ним сиротливо устроились всего двое. Генерал Котельников в деловом костюме, Катя в привычной классической брючной паре и легкой куртке с отложным воротником. Докладывая, она, сама не замечая, скребла лак на ногте большого пальца.

Катя вернулась к началу операции. Где-то в середине был серьезный сбой, но он являлся ее неотъемлемой частью.

— ...Что-то не устроило Адамского в беседе с генералом Прохоренко, поскольку Герман, вернувшись из Пскова, вылетел в Афины. Поверил ли он Марковцеву, который нашел неординарный выход из этой аховой ситуации, — вопрос далеко не закрыт. Однако Адамский отчасти посвящает Марковцева в свои планы и дает конкретное задание, напрямую связанное с диверсионной работой.

— Кстати, может, тебе на время занять кабинет в центральном здании? — спросил Котельников.

— На Дмитровке мне спокойнее, Евгений Антонович.

— Подальше от начальства и поближе к разгильдяйству? — не преминул вставить генерал.

— И это тоже, — улыбнулась Скворцова.

— Ты не улыбайся. Скажи спасибо, что твое самовольство не привело к трагедии. Кто помог тебе с газетной статьей, Розанов?