Михаил Нестеров - Оперативное вторжение

Не опуская подножки, из тамбура на заснеженную платформу спрыгнул солдат в камуфлированном бушлате. Он едва не упал, скользя одной ногой, а другую высоко вскидывая. И невольно, с трудом удерживая равновесие, сделал шаг в сторону от вагона. Он бросил чуть смущенный взгляд на своего командира, стоящего в тамбуре. Его взгляд поменялся, когда солдат увидел в окне купе полковника военной разведки: тот покачал головой — мол, поосторожнее надо. И жестом показал, чтобы солдат возвращался в вагон.

«А тебе какого черта надо? Не ты тут начальник». Может, старший офицер и не наблюдательный, но, как говорится, в кон попал, глянул в окно в тот момент, когда рядовой Лучкин Александр выделывал на снегу кульбиты, взбрыкивал ногами.

Этого полковника, чью фамилию Лучкин не запомнил, он первым встретил пару часов назад. Он постучал в дверь тамбура и представился... Да точно, Артемов. Полковник Артемов. Сейчас он, нагнувшись над столиком, торопливо собирал в портфель какие-то бумаги.

— Не отходи далеко от вагона, — раздался справа голос старшего лейтенанта.

— Я знаю, — уверенно произнес Александр, на сей раз не удостоив командира ни взглядом, ни кивком.

Лучкин был родом из Новограда, остальные семь конвойных, сопровождавших осужденных в этом вагоне, в просторечье называемом «Столыпиным», оказались в этом городе впервые. Исключая старшего лейтенанта Родкевича. Родкевич не раз бывал здесь, часто транзитом и всегда в одном качестве — начальника этапа.

Сейчас рядовой Лучкин выполнял несвойственные конвойному функции: шел на разведку. Ведь даже опрос местных железнодорожников являлся частью разведдеятельности, уверенно думал он. А кроме него, с этим заданием не справится никто. Он полтора года отбарабанил на этой «железке»: сначала на автокаре в почтово-багажном парке, потом на техстанции. Но снова вернулся в «багажку». Он знал многих железнодорожников, да и его не забыли. Этот вагон с этапированными, прибывший в Новоград в шесть утра, хотели затолкать аж к локомотивному хозяйству. Лучкин отпросился у командира на десять минут, чего хватило для того, чтобы спецвагон лучшим в депо локомотивом поставили рядом с «парадным» первым перроном. Даже литр не пришлось выставлять; наоборот, железнодорожники сами едва не всучили земляку пузырь самогонки. А какая тут самогонка, Лучкин знал не понаслышке: градусов под семьдесят. Ну, может, под пятьдесят, горит, главное, и внутренности обжигает.

Когда Лучкин услышал от начальника, что террористы захватили вокзал, улыбнулся: гонит старлей. В голове не укладывалось, как это, считай, родной вокзал могут захватить террористы. Глупость какая-то. Тут что, Москва, что ли?.. И до сей поры не верил.

С того места, где стоял Лучкин, первый перрон не просматривался — его загородил еле ползущий товарняк. А на перроне рядовой мог обнаружить суету или еще что-то, что указывало бы на панику.

Его взгляд медленно прошелся по зеркальным окнам первого уровня центрального здания вокзала... И только сейчас он сообразил повернуться. Сердце в груди екнуло, когда Лучкин увидел толпы людей, бегущих по пешеходному мосту, который протянулся над путями прибытия и отправления дальних поездов. И вряд ли люди опаздывали, они бежали пригнувшись, в два потока, навстречу друг другу. Кто-то падал, вставал; вот полетела вниз чья-то сумка...

Лучкин стоял спиной к центральному зданию вокзала. Одетый в военную форму. С автоматом. Его затылок уже был на прицеле чеченского снайпера, занявшего позицию в паре метров от окна. Створка открывалась вверх, линией огня снайперу служила буфетная стойка. Он был вооружен австрийской винтовкой «AUG», оснащенной полупрозрачным пластиковым магазином на 42 патрона, стандартной оптикой и тяжелым стволом [10]. По сути, это была штурмовая винтовка, но с тяжелым стволом, и на сравнительно небольших расстояниях она вполне заменяла снайперскую. Стрелку незачем было выбирать режим огня — он автоматически определялся силой нажатия на спусковой крючок: неполное нажатие — прозвучит одиночный выстрел до упора — очередь.

Когда снайпер нажал на спусковой крючок, рукоятка перезаряжания, находящаяся слева, осталась неподвижной. Но пуля натовского калибра 5,56 миллиметра рванула из ствола к своей цели. Она вошла в основание шеи, и рядовой Лучкин замертво рухнул на перрон.

Полковник военной разведки, стоя лицом к окну, надевал куртку. «Теперь упал на ровном месте», — мысленно прокомментировал он. Но через мгновение увидел ручеек крови, обагривший снег. «Снайпер», — пронеслось в голове офицера. Чеченские снайперы взяли под контроль фактически все направления. Михаил Васильевич тяжело опустился на полку, застеленную коричневатым одеялом.

Вместительные лифты были заблокированы, на сводах всех четырех выходов к платформам боевики разместили по одному подрывному заряду. А самый мощный заряд находился в центре бокового выхода, по которому недавно полным составом прошагал взвод лейтенанта Кабаева. Зелимхан Садуев, минировавший проходы, коротко доложил командиру:

— У меня все готово.

— Подрывай, — распорядился Кемаль.

Сначала раздался один оглушительный взрыв, за ним другой. Металлоконструкции сводов рухнули в проходы, заграждая их на манер противотанковых ежей. Искореженные металлические облицовочные пластины рванули вверх и вниз по относительно узким, двухметровым проходам. Из них повалил желтоватый удушливый дым от загоревшегося пенопластового утеплителя. Но почти все стекла на окнах уцелели. А через бреши огромное помещение быстро проветрилось.

Кемаль обошел все четыре прохода, выходивших в оба зала ожидания, глянул на боковой выход. То, что нужно, отметил он. Ни один самый ловкий форточник не проскользнет через завалы металлолома, образовавшиеся в основном между третьим и четвертым маршами каждого наклонного рукава.

Начальника вокзала, его помощника и секретаршу, а также начальника охраны и прочих многочисленных служащих вокзала, которых боевики выгнали из кабинетов, разместили вместе с заложниками. Лишь военного коменданта посадили во временном штабе Али Кемаля. Правда, через минуту Кемаль поменял свое решение и приказал привести диспетчера и начальника вокзала.

— Теперь ты ответственный не только за станцию, но и за жизни многих людей. Мне мешают десять вагонов, — Али указал в западном направлении. — Как называется то место и почему оно забито? Понимаешь, о чем я спрашиваю?

— Да, — ответил начальник вокзала. — Это тупиковый путь пригородного парка. Обычно в период спада движения туда ставят на отстой пассажирские и специальные вагоны.

Станция «Новоград» служила не только для пропуска транзитных поездов, но и обслуживала конечное движение. Она находилась в крупном городе с достаточно развитым пригородным сообщением и значительным числом конечных дальних поездов. Подходы к станции были специализированы — для дальних поездов, для пригородных. Путь для стоянки локомотивов (на схеме он обозначался цифрой 19) Кемаля не интересовал, а вот пути для отдельных вагонов (12-й и 14-й) являлись для всей группы стратегически важными. Особенно последний, где остался отряд поддержки лейтенанта Кабаева.