Даниил Калинин - Лесные призраки

Вот только в свою очередь я потерял практически весь отряд, а за уцелевшими началась настоящая охота. Нас оставалось четверо, но один был тяжело ранен. Понимая, что только я смогу задержать фрицев, принял решение остаться и прикрыть уход своих. Но сам был тяжело ранен и погиб бы, если бы не Виктор. Когда же восстановился, линия фронта была уже вне досягаемости. В конечном итоге я не придумал ничего лучшего, как организовать собственный партизанский отряд, благо имелись и опыт, и специальные навыки.

Да, вот ещё что: я могу сообщить имена всех бойцов, кто участвовал в засадах. По крайней мере, погибшие бойцы не будут числиться без вести пропавшими, люди приняли смерть в бою.

Капитан коротко кивнул.

– Хорошо. Но почему вы сразу не ушли в Польшу, почему не связались с бойцами Армии Крайовой, поддерживающими связь с англичанами с начала войны?

– Я… я впервые подумал об этом сейчас. Не знаю… Это же моя Родина. Я родился в России, когда Белоруссия была её частью. И я ненавижу немцев. Так что решение сражаться здесь показалось мне единственным возможным и правильным.

– Тогда почему всё это время ломали комедию, а сразу не потребовали канал связи?

– Чтобы вы меня шлёпнули? Я должен был к вам присмотреться.

Капитан на минуту замолчал. Видно, что-то тщательно обдумывает.

– То есть вы, господин белоэмигрант, не скрываете, что проходили обучение в диверсионном подразделении «Бранденбург-800», а после участвовали в боевых операциях на территории Советского Союза?

– Один день. Всего один день. А потом три года сражался с немцами.

– Хорошо. Сейчас я запрошу связь с союзниками, передам ваши кодовые слова. Некоторое время спустя придёт ответ и окажется, что никакого бретонца никогда не было. Вы, конечно, будете утверждать, что он был, что, скорее всего, вашего контрразведчика кто-то сдал в лагере или эффективно сработали немецкие дознаватели.

– Может, и так. Но союзники подтвердят, что выпускник артиллерийской школы в Пуатье лейтенант Мещеряков – это реальный офицер, пропавший на фронте в 40-м.

– И мы доложим, что этот самый выпускник стал предателем, служил немцам в качестве диверсанта абвера, принимал участие в боевых действиях против Красной Армии. Как думаешь, что они нам ответят? Мне кажется, дадут полный карт-бланш на любые решения относительно тебя. Может, ты не в курсе, но диверсанты «Бранденбург 800» выведены за рамки действия любых конвенций о военнопленных.

– Вы забыли упомянуть про три года боёв с немцами, – сухо ответил я.

– Но это уже нам решать, какую именно информацию мы передадим. Если передадим.

Встать! Руки за спину! Васильев, увести.

14 сентября 1944 года. Вечер

С самого начала моего пребывания на фильтрационном пункте я содержусь один. Можно сказать, что с комфортом, если не учитывать того факта, что моя землянка раз в пять меньше допросной контрразведчика. И, несмотря на малый размер, температура здесь ближе к минусовой.

Несколько сваленных в углу рваных шинелей служат и матрасом, и одеялом. В противоположном углу стоит дурно пахнущее ведро. Но вонь не бомбёжка, привыкнуть можно.

Устало сажусь на ворох шинелей. Вот и всё. Сколько времени я ждал этого момента, сколько размышлял, что скажу и как всё пройдёт… и вот. Белогвардеец, диверсант, изменник. Враг. И конец моего жизненного пути практически предрешён.

…Нет, я не слагаю с себя вины. Тот роковой день, 22 июня 1941 года, никуда не денется. Кровь полутора десятков красноармейцев на моих руках ничем не смоешь. И если бы сегодня их матери собрались здесь, я даже не стал бы оправдываться, приняв любое решение их суда.

Хотя ведь есть чем. Шесть средних и тяжёлых ранений, почти десяток мелких я получил, сражаясь с немцами. И за каждого убитого мною красноармейца я забрал примерно по десять жизней фрицев и полицаев. Это не считая погибших при сходах. А скольких людей нам удалось спасти? Сколько военных грузов и техники не доехало до фронта?

Нет, моя совесть чиста. Я не задумывался о первом дне войны ещё с тех пор, когда истекал кровью на болотах. Хотя, как знать, может, та гаубичная батарея смогла бы нанести немцам за один день больший урон, чем я за всю войну… Но вряд ли. Не наш удар, так авиационный налёт положил бы конец смелым артиллеристам, если бы они работали эффективно.

И потом, на батарее я был не один.

Конечно, я мог в своё время перейти к красным, ещё до того, как началась война. Мог рассказать о готовящемся нападении. Но что бы это изменило? Да ничего. Я ведь сам в своё время объяснял людям, почему немцы смогли ударить «внезапно». Руководство страны выбрало один из двух путей и последовательно им шло, так что слова очередного перебежчика ничего бы не изменили. Скорее всего, обозвали бы провокатором и пустили бы пулю в лоб. Впрочем, я и сейчас не застрахован от этого исхода.

… нанесли несколько ударов из засад по автоколоннам, потеряли людей…

Горло сдавило от горечи и обиды. Да кто ты такой, капитан? И где ты был этой весной, когда немцы давили нас в собственном тылу? Кто дал тебе право нас осуждать? Потерял людей, несколько ударов по автоколоннам… Ты-то видел эти автоколонны? Да там четверть машин – это боевая техника прикрытия. Броневики с пулемётно-пушечным вооружением, БТР с десантом, зенитные БТР, танки. Перед началом советского наступления немцы нагнали в Белоруссию до миллиона человек и в прикрытие этих самых колонн задействовали боевые части. Бывалые фронтовики, возвращающиеся из госпиталей и отпусков, матёрые волки с молниеносной реакцией и звериным чутьём. Они знали, что лес или посадки рядом с дорогой могут скрывать партизан, и открывали ураганный огонь на любой шевеление. Порой стреляли даже просто что-то почувствовав, нередко предупреждая нападение.

Я так однажды потерял двух наблюдателей. Пулемётчик на БТР внезапно ударил в сторону леса из скорострельного МГ-42, его огонь тут же поддержало автоматическое орудие «бюссинга». И всё, нет двух боевых товарищей.

Особую опасность при нападении на колонну представляло зенитное прикрытие. Счетверённые пулемёты или модернизированные автоматические орудия, установленные на БТР, давали очень высокую плотность огня. Они были способны в одиночку выкосить целый взвод в считаные мгновения. Хотя против советских штурмовиков оказались бессильны.

…В тот раз я лично следил за дорогой. Пытаясь продумать засаду невольно пропустил момент, когда над колонной зависло штук шесть советских штурмовиков. Они разом спикировали на немцев и обрушили на них целое море огня! Вначале прошлись бомбами и реактивными снарядами: вой стоял дикий, земля ходила ходуном от мощи взрывов, меня буквально подбрасывало на полметра!