Жан-Патрик Маншетт - Группа «Нада»

– Это все.

– Хорошо. Идите работать, Гоемон. Мы оба потеряли достаточно много времени.

Гоемон поднялся. Лицо его по-прежнему было мрачным.

– Вы позвоните мне? – спросил он. – По какому поводу?

– Если будут новости.

– Вас оповестят. До свидания, Гоемон.

Несколько лет назад, во время подготовки к президентским выборам, в Службе гражданского усиления была проведена чистка. Чистка коснулась секретаря службы Жозефа Граблье. Однако ему удалось захватить архивы и внедрить в различные службы порядка и безопасности своих агентов, которых он финансировал разными способами. Одновременно он стал Великим мэтром Международного братства друидов. Несколько месяцев спустя он был арестован вместе с членами своего генерального штаба и обвинен в вымогательстве денежных средств. В момент похищения посла Соединенных Штатов Америки Жозеф Граблье находился в тюрьме. На следующий день его освободили по состоянию здоровья. В тот же вечер он отправился в Мадрид. Спустя несколько часов после приземления самолета двое полицейских задержали Бубуна в одном семейном пансионе. В его комнате нашли камеру "Санкио" и около десяти бобин с восьмимиллиметровой пленкой. Сам арестованный и пленки были доставлены Гоемону.

Утром Треффэ купил несколько газет. В шестнадцать тридцать он спустился за "Монд" и "Фрчнс-Суар", а также чтобы перекусить в бистро. Вернувшись домой, он запер дверь и, увидев свое отражение в зеркале прихожей, тяжело вздохнул: красные глаза, четырехдневная щетина на щеках, взъерошенные волосы. Поверх мятой сорочки была накинута спортивная куртка. Треффэ обнаружил на ней новые дырки, прожженные сигаретой. Он решил принять ванну и захватил с собой в ванную комнату старенький приемник вместе с газетами. Включил воду и стал просматривать газеты в поисках новой информации. Ничего нового. Треффэ уже знал из сообщений по радио, что издательства и агентства печати получили манифест, отправленный ночью по парижской почте и подписанный: "Группа Нада". Группа требовала опубликовать манифест, а также заплатить выкуп в сумме двухсот тысяч долларов. В распоряжении властей было сорок восемь часов, то есть назначенный срок заканчивался в полдень в понедельник. В случае отказа правительства от выплаты выкупа, посол будет убит. В случае согласия – в прессе тотчас же должен быть опубликован манифест. Кроме того, он должен быть прочитан по радио и телевидению. После этого группа "Нада" передаст новые инструкции, касающиеся выкупа.

В "Монд" Треффэ нашел резюме и анализ манифеста: "Стиль манифеста поражает вульгарностью, – утверждала газета, – а наивность некоторых заявлений, свидетельствующих об архаичном анархизме, при других обстоятельствах вызвала бы только улыбку. Однако в данном случае эти заявления вызывают беспокойство и даже тревогу, поскольку требования, выставленные группой "Нада", как и сама акция этой группы, совершенно неоправданы".

Ванна наполнилась водой. Треффэ закрутил краны, снял одежду и забрался в воду. Он продолжал читать, сидя в ванне. Согласно передовице "Франс-Суар", террористы группы "Нада" забыли о том, что Франция – это цивилизованная и демократическая страна. И если резкая критика стала характерной чертой наших нравов, то политический терроризм не отвечает ни потребностям, ни желанию населения. Группа "Нада" должна отдавать себе в этом отчет. В заключение выражалась надежда, что здравый смысл возьмет верх.

"Монд", кроме того, предлагал информацию о действиях полиции и задавался вопросом, кто выиграет от порочного круга насилие – репрессии. Под заголовком "Черная страница" известный юрист проводил глупую параллель между темнотой совершенной акции и черным анархистским флагом. Целая страница была отведена для сообщений и заявлений различных организаций и частных лиц, а также дюжины левацких группировок. Треффэ чуть было не уснул в ванне и уронил газеты в воду. Он выругался и разложил их по краю ванны, чтобы высушить. Яростно грызя ногти, он мысленно возвращался к тому вечеру, когда имел горькую беседу с Буэнвентурой в его грязном гостиничном номере с картами, раскиданными по полу, и окурками в чашке из-под кофе.

– Не думаешь ли ты в самом деле, что мы должны отказаться от операции?

– Думаю, – сказал Треффэ. – Уходи.

– Ты не понимаешь. Я не хочу отделяться от вас. Я прошу отложить операцию, чтобы лучше все обдумать.

– Между нами уже не может быть диалога. Мне очень жаль, Треффэ. Ты перешел на другую сторону.

– Чушь, Буэн. Я прошу вас отложить операцию только потому, что я – анархист-коммунист.

– Пошли вы все в задницу, все коммунисты. Ты не первый, кого я знаю. Вы все схватите сифилис, сифилис компромисса, политики и марксизма. Убирайся, Треффэ. Я знаю все, что ты мне скажешь, и через пять дней все это будет написано в официальной прессе. Отложить операцию? Нет, это просто смешно. Я знаю, к чему это приведет. Я хочу напомнить тебе, что мой отец погиб в Барселоне в тридцать седьмом году.

– Мне уже надоело об этом слышать. Оттого, что отец погиб во время мятежа, его сын не становится умнее. Ты гораздо глупее отца. Ты скатываешься к терроризму, а это идиотизм. Терроризм оправдан только в том случае, когда революционеры лишены другой возможности самовыражения и когда их поддерживает народ.

– Это все, что ты хотел сказать?

– Да, – ответил Треффэ, которого внезапно охватило чувство безысходного отчаяния и усталости.

– Я передам твои замечания товарищам. А теперь убирайся.

– Буэн, мы уже четыре года вместе и...

– Убирайся, или я выставлю тебя силой.

– Я ухожу, чтобы не дошло до этого. Это было бы действительно слишком смешно...

Треффэ вылез из ванны и подошел к раковине, чтобы побриться. "Ужасно не то, что я не согласен с сумасшедшим, – рассуждал он, – а то, что я любил его и в течение четырех лет был уверен, что мы действуем бок о бок".

– Садитесь, мадам Габриэль. Я задержу вас ненадолго, и скоро вы сможете вернуться домой. Я попрошу вас взглянуть на эти фото.

Мадам вздохнула и кивнула головой. Гоемон подошел к ней и облокотился на спинку стула. В его руке были снимки с пленки, снятой Бубуном. Комиссар разложил снимки перед содержательницей "Клуба".

– О! Откуда эти фотографии? – воскликнула мадам Габриэль.

– Полиция работает эффективно, – неосторожно заметил Гоемон.

– Если бы она работала эффективно, то не допустила бы этого! – сказала мадам. – Я дорого плачу, я плачу достаточно за страховку, чтобы надеяться...

– Вы их узнаете? – перебил Гоемон.

Мадам вздохнула и, шевеля губами, принялась за работу.

– Это не очень четко, – сказала она, – этого, зрелого возраста, – узнаю, а вот и другой, тот, с которым они вместе вошли и набросились на нас. Остальных я не видела. Они замотали мне голову гардинами, и я думала, что задохнусь. Они нанесли мне ущерб по меньшей мере на две тысячи франков, – с яростью добавила она, – но это еще не все! Я имею в виду коммерческий ущерб, комиссар! Вы понимаете, что теперь мой "Клуб" будут обходить стороной...