Александр Бушков - Пиранья. Книги 1-23

Мазур уселся с ней рядом. Скрежетнула коробка передач, и «джип» шустро понесся в город. Вокруг потянулись старомодные дома из красного кирпича, классически английские, невысокие, как на подбор, – согласно старому правилу, здесь отчего-то запрещалось строить здания, которые были бы выше пальм. Мазур засмотрелся на непритязательный памятный знак – глыбку красного местного песчаника, на которой был грубо высечен якорь.

Именно на этом самом месте, если верить старожилам, двести с лишним лет назад вздернули на виселицу знаменитого пирата Оливье Левасера, он же – Ла Бюз. Восходя на эшафот, старавшийся умереть красиво джентльмен удачи, по преданиям, швырнул в толпу листок с шифром и крикнул, что все его закопанные сокровища достанутся тому, кто эту головоломку прочитает. Шифр этот давным-давно опубликован не только в западной, но и в советской печати, но что-то не слышно о счастливчиках, которым удалось бы его расщелкать. Быть может, это просто-напросто подделка. Или Ла Бюз ценил хорошую шутку, а потому заранее состряпал совершеннейшую бессмыслицу… Самарин в свое время говорил, что они у себя в нерабочее время попробовали разгрызть шифровку с помощью нехилой ЭВМ, но результат оказался унылым. Быть может, и насчет «Агамемнона» все врут? «Агамемнона» ищет не одна лишь группа Дракона – в тех местах долго утюжили море два советских корабля, «гидрологические» только по названию, а на самом деле набитые хитрой аппаратурой, способной отыскать на дне морском ту самую пресловутую иголку. Безуспешно. Может, все же не там искали? Мало ли куда мог утащить шторм потерявший управление фрегат…

– Сирил?

– Да?

– Можно сделать вам страшное предложение?

– Вербовку категорически отвергаю, – сказал Мазур, ухмыляясь. – С порога.

– Ну, какой вы… Извините за цинизм, но какому дельному шпиону нужна ваша ихтиология и промысловые рыбы?

– Тогда?

– Хотите посмотреть стриптиз? На прошлой неделе на Виктория-стрит открылось новое, весьма приличное заведение. Я своими глазами видела, как ваши люди с великими предосторожностями покупали «Плейбой» и подобные ему журналы…

«Ага, – сказал себе Мазур, испытывая нечто вроде неподдельного охотничьего азарта. – Началося. В точности как на лекциях засекреченных преподавателей. А там и фотокамера в пудренице, и предъявят тебе потом цветную фотографию – твоя похотливая рожа на фоне безыдейно обнаженной женской попки… Классический вербовочный подход. Только наша задача как раз в том и состоит, чтобы уцапать наживку и с хрустом ее зажевать, чавкая, слюни пуская…»

– Боитесь?

– Думаю, – сказал Мазур. – Я же говорю – у нас на многое лишь начинают смотреть сквозь пальцы…

– Господи, никто не узнает.

– Гарантируете?

– Гарантирую. Хозяева приличных заведений не любят всех этих шпионских подвохов, да будет вам известно. Принимают несложные, но эффективные меры…

– А, ладно! – Мазур ухарски махнул рукой. – Что-то у меня и в самом деле сегодня настроение лихое…

– М-да… – покачала головой Мадлен, не отрывая глаз от дороги. – И в самом деле, что-то сдвинулось в мироощущении советских людей…

– Мужчина остается мужчиной, – браво сказал Мазур. Подумал, не выпятить ли гордо грудь, но по размышлении счел это явным перебором.

– Вообще-то да, отец мне рассказывал, как в сорок пятом ваши морские пехотинцы, те, что шли с американцами в составе армии Риджуэя, веселились в Париже… Хотя при дядюшке Джо инструкции были не в пример строже.

– Вот видишь, – сказал Мазур браво. – Такие уж мы, моряки. На корабле любой кабинетный ученый очень скоро себя начинает настоящим моряком чувствовать…

Он лишь похмыкивал про себя. Такие чудеса в жизни советского офицера случаются редко: заявиться с натуральной француженкой, возможной шпионкой, в заведение, где показывают символ буржуазного разложения, сиречь стриптиз, – и начальство при этом не то что в курсе, но еще и подкинуло валюты на эту наглую эскападу… Жаль, нельзя никому рассказать, иначе от зависти тихо падали бы на асфальт рядами…

Лихо свернув направо, Мадлен притерла машину к тротуару и выключила мотор. Мазур огляделся. Улочка, застроенная теми самыми старомодными домами с вовсе уж бесполезными в здешнем климате каминными трубами, выглядела, в общем, благопристойно и вовсе не производила впечатления окраинных трущоб, рассадника порока. Довольно близко к центру города, вон чинно шагает пожилая мулатка с внучонком, а там полицейский прохаживается… Впрочем, это ничего еще не значит. «Сириус» тоже выглядит вполне мирным и респектабельным кораблем, а спуститесь в каптерку и нажмите нужные кнопки на кодовом замке – в другой мир попадете…

– Ну? – с любопытством спросила Мадлен. – Не передумали?

– Считайте, что я гордо выпятил челюсть, а глаза у меня отливают стальным блеском, – сказал Мазур. Поправил галстук и украдкой отстегнул с лацкана комсомольский значок, дабы не подвергать компрометации моральный облик строителя коммунизма. Среди публики могли оказаться люди, разбирающиеся в таких значках, в том числе и падкие на сенсацию буржуазные репортеры.

– В таком случае возьмите меня под руку и…

– И постарайтесь не выглядеть деревенщиной, – закончил за нее Мазур. – Постараюсь, мадам…

– Мадемуазель, точности ради…

Они вошли в вестибюль, напомнивший Мазуру какой-то фильм, где действие происходило в старинном английском клубе. Именно так здесь все и выглядело – позолота, темно-вишневые портьеры, старинная мебель. Ничего удивительного, наверняка осталось в неприкосновенности после ухода отсюда детей туманного Альбиона – в отличие от пары-тройки других мест, независимость островам досталась мирно, без особой стрельбы и беспорядков. Это уж потом, как по волшебству, вынырнули сепаратисты, начались ночные взрывы и пальба…

Пожилой седовласый ахатинец в строгом смокинге с красной бабочкой, вынырнув из-за портьеры, словно привидение, что-то спросил у Мадлен по-французски, выслушал короткий ответ и, вежливо кивая, согнулся в полупоклоне, захватил край тяжелой бархатной портьеры и отодвинул ее как раз настолько, чтобы мог пройти человек. Пропустив Мадлен вперед, Мазур браво направился следом, чувствуя себя заправским Джеймсом Бондом. Журналистка уверенно направилась меж столиками в дальний левый угол.

Ничего такого уж жуткого и отмеченного жирной печатью порока Мазур в немаленьком зале не узрел. Разговаривали сидящие, конечно, не шепотом, и табачный дым едва успевали размешивать многолопастные вентиляторы, но все же чуть ли не каждый провинциальный советский ресторан выглядел по сравнению с этим залом едва ли не шалманом.

«Так, – подумал Мазур. – Интересно. Что, чисто случайно здесь оказался свободный столик, к которому она так уверенно прошла? Их, свободных, почти что и нету… Жаль, с французским обстоит предельно хреново, ни слова не понял из их реплик».