Александр Бушков - Пиранья. Книги 1-23

– Как?

– А это ты уж мне предоставь, – серьезно сказал Лаврик. – Пару раз получалось, есть серьезные шансы, что и сейчас получится… Или я наконец ухвачу какую-то ниточку, которую никак не могу пока ухватить, а она должна быть. В общем…

Он замолчал и повернулся к окну. Мазур тоже – калитка стукнула как-то не так, непривычным звуком.

Дворик наполнился милиционерами в белых форменных рубашках с короткими рукавами. То есть это сначала показалось, что наполнился – очень уж энергично они вторглись, и поначалу показалось, что их не менее взвода. Но очень быстро оказалось – всего-то четверо. Один остался стоять у калитки, во дворе, а трое чуть ли не бегом направились в домик Еремеевых, совершенно проигнорировав Мазура с Лавриком, хотя видели их в окне. К калитке подъехал и заглушил мотор микроавтобус в милицейской раскраске, с мигалкой и двумя «матюгальниками» на крыше. Кроме водителя там никого не было. Водитель достал сигареты и устроился в удобной позе старого водилы, привыкшего ждать подолгу.

– Эт-то еще что такое? – спросил Мазур.

– Милиция, – сказал Лаврик. – Некогда рабоче-крестьянская, а ныне советская.

– Да вижу. Но какого им черта…

– А я откуда знаю? – пожал плечами Лаврик.

Из дома выскочила тетя Фая и чуть ли не рысцой припустила в домик. Однако очень быстро вышла, оглядываясь, пожимая плечами и крутя головой. Походило на то, что ее моментально выпроводили.

В домике Еремеевых о чем-то негромко разговаривали. Как Мазур ни напрягал слух, ничего разобрать не смог.

– А мы чего сидим? – спросил он.

– А что ты предлагаешь?

– Ну, пойти туда, узнать, что там…

– Выставят, как Фаину только что выставили. Мы ж всего-навсего соседи, мирные ихтиологи…

– Но у нас же «мурки»…

– А вот «мурки» до поры до времени не светить, – приказным тоном, не допускающим возражений и дискуссий, сказал Лаврик.

– Это ж наши подопечные… – уже без всякого напора сказал Мазур.

– Тем более, – сказал Лаврик. – Не надо вылезать на сцену, пока решительно непонятно, что на ней играется… Ага. К нам ведь идет, шуцман[8]…

Действительно, вышедший из домика Еремеевых молодой сержант направлялся прямехонько к их двери. Поскольку она была распахнута, стучать, даже по притолоке, не стал: остановился в проеме, козырнул:

– Здрасте, граждане. Квартируете здесь?

– Квартируем, – сказал Лаврик. – Если вы не против.

– Если документы в порядке, что же… Имеете полное право квартировать. Граждане, тут такое дело… Нам понятые нужны. Вы бы не могли поприсутствовать? Хозяйка дома, согласно правилам, понятой быть не может. Там обыск сейчас начнется… Вы бы не согласились? А то ходить по улице, искать людей…

– Что за вопрос, – пожал плечами Лаврик. – Мы буквально через пять секунд придем, ладно? Докурим только…

– Только уж не сильно копайтесь, пожалуйста, – сказал сержант словно бы обрадовано. – И паспорта захватите, пожалуйста.

Он вновь козырнул и вышел. Быстрыми шагами направился в домик, явно влекомый отнюдь не служебным любопытством – молод был, зелен, вполне возможно, первый раз присутствовал на таком интересном мероприятии.

– Вежливые они тут… – сказал Мазур, расстегивая боковой карман сумки, где лежал паспорт.

– Не в вежливости дело, – усмехнулся Лаврик, извлекая свой. – Согласно правилам, участие в качестве понятого – дело сугубо добровольное. Откажемся – и хрен ты что с нами сделаешь… Пошли?

Вера и Вадим сидели бок о бок на одной из кроватей с видом ошарашенным и угнетенным. Сержант стоял возле них, словно бдительный часовой, и тут же помещались остальные двое, с первого взгляда видно, гораздо опытнее: капитан и старший лейтенант, оба с тем сурово-непреклонным видом, какой умеют на себя напускать опытные полицейские в любой стране мира – уж Мазур насмотрелся…

Капитан предъявил им красную книжечку в развернутом виде:

– Капитан Приходько, уголовный розыск. Разрешите ваши паспорта? – быстро, сноровисто просмотрев их, вернул. – Так вот, граждане Самарин и Мазур… Сейчас в данном жилом помещении будет согласно ордеру проводиться обыск. Я так понимаю, вы согласились быть понятыми? (Они кивнули.) Раньше когда-нибудь понятыми быть приходилось? (Они отрицательно мотнули головами.) Понятно… Ваши функции следующие: вы имеете право – вернее, просто обязаны – наблюдать за всеми нашими действиями. По окончании обыска подпишете протокол. Если у вас будут какие-то замечания, вы имеете право их высказать при заполнении протокола, а я обязан буду ваши замечания в протокол внести. Все понятно? (Они кивнули.) Ну, тогда приступаем. Вы встаньте так, чтобы и нам не мешать, и все видеть…

– Ребята, это ерунда какая-то… – глядя на них, сказал Вадим.

– Гражданин Еремеев, попрошу с понятыми не разговаривать, – сказал капитан не без жесткости.

Сержант любопытно таращил глаза. Мазур тоже смотрел с любопытством: на допросе он однажды был (в иноземной полиции), но вот при обыске присутствовал впервые. Лаврик стоял с непроницаемым выражением лица.

Капитан со старлеем методично двинулись по комнате по часовой стрелке – в каком-то детективе Мазур читал, что так и полагается. Им, конечно, было далеко до тех виртуозов, что обыскивали квартиру в кинокомедии о высоком блондине в черном ботинке, – но работали они сноровисто, хватко, вроде бы неторопливо, но если присмотреться, в хорошем темпе. Вытащили из-под кровати чемодан Вадима, быстро и ловко перебрали вещи, выкладывая их на кровать, потом столь же аккуратно сложили назад, изучили постель, перешли к стоявшей под окном спортивной сумке, и ее обработали так же хватко. Капитан повернулся к Мазуру с Лавриком:

– Вы смотрите, смотрите, граждане, это ваша прямо-таки обязанность. А то некоторые говорят потом, будто им подбросили что-то…

Мазур подумал: чтобы подбросить что-то, будучи в рубашке с короткими рукавами и пустыми, сразу видно, карманами форменных брюк, нужно быть которым-то из братьев Кио. Но смотрел все равно.

Не обнаружив и в сумке ничего для себя интересного, оба милиционера перешли к стопочке газет и журналов в углу. Газеты встряхивали, журналы перелистывали…

– Опа! – сказал капитан. – Товарищи понятые, прошу поближе.

Они подошли поближе. На не просмотренной еще половине стопочки лежала жестяная круглая коробочка из-под леденцов, с аляповатым цветком на крышке.

– Прошу хорошо запомнить внешний вил, – сказал капитан. – Теперь посмотрим содержимое…

– Я это в первый раз вижу! – воскликнула Вера.

– Ну да, разумеется, – отозвался капитан, не оборачиваясь. – Всегда все всё в первый раз видят, традиция такая… Так…

Карманы брюк, оказалось, у него все же не совершенно пустые. Он достал маленький перочинный ножичек, как-то очень ловко поддел лезвием крышку, левой рукой, двумя пальцами держа коробку за низ и верх, наклонился, принюхался к содержимому, сказал, все так же не оборачиваясь: