Ник Кварри - Всех убрать!

— А когда будете знать?

— Убирайтесь отсюда! Оставьте мне ваш телефон. Я позвоню, как только что-то переменится. В любую сторону.

Джонни смотрел, как доктор ввел иглу в руку Фила.

— Не нужно никакого номера. Я побуду в соседней комнате.

Он унес в приемную свернутую в ком куртку и устроился там на диване. Джонни курил, смотрел сквозь дым на стену, обшитую деревянными панелями, и думал о той заразе, которую, казалось, сеял вокруг себя, губя всех, кто подходил слишком близко.

Он вспомнил старика, который воспитал его, и которого безжалостно убили. Вспомнил дочь старика и её самоубийство. Подумал обо всем, что пришлось вынести его жене. И о ребенке, который умер, не успев родиться.

И вот теперь Фил Розен — двадцатилетний паренек, которому, вполне возможно, не суждено дожить до зрелости.

Он думал о Лауре Бриль. Уже давно они проводили вместе все ночи, когда он оказывался в Филадельфии. До сих пор им просто было хорошо вдвоем; однако если так будет продолжаться, начнутся и другие чувства. Так что пришла пора расстаться. Он просто-напросто объявит, что уезжает из города, и сменит гостиницу.

Настало время избегать тесных отношений с кем бы то ни было; и настало навсегда.

Сигарета внезапно обожгла пальцы. Он опустил глаза и увидел, что от неё остался только крохотный окурок. Она сгорела; длинный столбик пепла упал на его брюки, как раз на колено. Джонни раздавил окурок, стряхнул с пепел и снова уставился в стену.

Теперь лучи солнца заливали всю комнату. Что он задремал на диване, Джонни понял лишь тогда, когда, раскрыв глаза, увидел стоявшего перед ним доктора Гамильтона. Тот раздраженно бурчал:

— Еще раз говорю вам: думаю, он поправится. Но на это нужно время. И немалое. Но все-таки он выживет. Если не будет непредвиденных осложнений.

— Мне всегда нравилось это выражение, — заметил Джонни. — Благодаря ему вы, медики, освобождаете себя от всякой ответственности.

Такая мысль вряд ли могла смягчить раздражение доктора Гамильтона.

— Он все ещё не пришел в себя. Но если вы хотите его видеть...

— Нет, не хочу.

Джонни поднялся с дивана и потянулся. У него болела спина, ноги словно налились свинцом, кровь едва текла по жилам.

— Нужно немедленно его отсюда увезти, — заявил доктор Гамильтон. — Я буду ежедневно навещать его. Но здесь он оставаться не может.

— У него есть семья. Любящая мать и две сестры. Позвоните Фрэнку Беллу и договоритесь с ним, чтобы парня от вас забрали. Скажите, я прошу его помочь. Я перед парнем в долгу.

— Кстати, о долге. Как насчет моего гонорара?

— Насколько он будет велик?

— Пятьсот. Поверьте мне, это недорого. Если принять во внимание...

— При себе у меня таких денег нет. Но заплатить я в состоянии. Можете убедиться в этом, спросив у Фрэнка Белла.

— Именно так я и намерен сделать, — буркнул доктор Гамильтон ему вслед.

Джонни остановил «мустанг» на обочине, где в поле зрения не было ни единого дома, ни единой машины. Он вышел, отсосал из бака немного бензина и вылил его на измазанную кровью куртку. Потом отнес её подальше от дороги и там поджег. Пока одежда горела, он осмотрел свой револьвер. В том месте, где рикошетировала пуля Лу, осталась метка, однако сам револьвер уцелел и годился в дело.

Другое оружие — маленький автоматический пистолет Фила Розена — Джонни отнес к зарослям дикого шиповника, где под одним из кустов вырыл ямку. Затем он протер пистолет землей, чтобы удалить отпечатки пальцев, бросил его в ямку и присыпал землей. Потом вернулся к догоревшей куртке, разбросал оставшийся от неё пепел, вновь сел в «мустанг» и покатил в Филадельфию.

Время шло к вечеру, когда Джонни закрыл за собой дверь номера в гостинице и запер её на ключ. У него звонил телефон. Джонни снял трубку и услыхал жесткий и негодующий голос Бена Корнгольда.

— Ну, что же, черт возьми, произошло?!

— Товара нет, — вздохнул Джонни. — Дело не выгорело.

— И все равно ты мог бы позвонить, чтобы я был в курсе. Я полночи тебя прождал, засранец!

— Какая жалость, — вяло хмыкнул Джонни. — У меня тоже ночка выдалась на славу.

Он бросил трубку, задвинул шторы и швырнул револьвер на стул возле кровати. Потом разделся, прошел в ванную и принял хороший горячий душ.

Весь день он ничего не ел, если не считать гамбургера в придорожной забегаловке. Однако голода не ощущал. Все, чего ему хотелось, — это спать.

Сквозь шторы пробивался свет; однако это едва ли могло помешать ему уснуть, учитывая, как он измотался. И в самом деле, не обращая внимания на заходящее солнце, всего через несколько секунд он уже спал глубоким сном.

Проснулся он от стука в дверь. Была глубокая ночь. Он сел, спустил ноги на коврик и стал нащупывать свой револьвер.

В дверь снова застучали.

Джонни включил ночник и проворчал:

— Ну, кто там еще?

— Это Фрэнк, Джонни, — ответил голос за дверью.

Голос и в самом деле был похож на голос Фрэнка.

Джонни натянул трусы, поднялся и пошел к двери. В правой руке, опущенной вдоль тела, он по-прежнему сжимал свой револьвер. И дверь открыл левой.

Вошел Фрэнк Белл с двумя головорезами.

Одним был здоровенный тип по кличке Бегемот, другим — малыш по имени Каджиано. Бегемот состоял из одних мускулов. У Каджиано малый рост компенсировало наличие «люгера» и репутация человека, знающего, как с ним обращаться. Сейчас «люгера» не было видно, однако тот, несомненно, был под рукой — без своего оружия Каджиано гроша ломаного не стоил.

Бегемот закрыл дверь и прислонился к стене. Все трое глядели на Джонни.

— Что означает пушка у тебя в руке? — спросил Фрэнк Белл.

Взгляд его был не столь дружелюбен, как обычно. В то же время он не был и враждебным. Фрэнк ограничивался тем, что с задумчивым видом изучал Джонни.

— Я спал, — буркнул Джонни, — и не ждал никаких гостей.

Он сел к ночному столику и положил на него револьвер.

Рука его осталась на столе — не слишком близко к револьверу, но и не слишком далеко.

Каджиано прошел через всю комнату и встал у окна, прислонившись к стене и сунув обе руки в глубокие карманы чересчур просторной куртки.

Фрэнк присел на край постели и испытующе взглянул на Джонни.

— Мне звонил доктор Гамильтон. Двое моих парней переправили Фила Розена домой.

— Спасибо. Как он?

— Все в порядке. Пока его перевозили, он много чего наговорил. Поскольку он при этом все ещё был под действием лекарств и бредил — по большей части глупостей. Однако он назвал одно имя. Лу Руффо, — Фрэнк на миг умолк, внимательно следя за реакцией Джонни. — Ты знал, что Лу — член семьи?

Джонни кивнул. Ему было чертовски трудно держать в поле зрения троих одновременно.

Фрэнк заговорил ещё тише:

— Прошлой ночью Лу нашла полиция. Мертвым. Вместе с его кузеном из Нью-Йорка. Ну, на кузена мне плевать. Но... Словом, я не имею привычки сидеть как ни в чем не бывало, когда убивают моих людей.