Александр Тамоников - Враги народа

– Да какие расклады, – отмахнулся пограничник. – Граница везде одинаковая – контрольная полоса, через которую мимо нас никто не пройдет. Пусть хоть всей Европой навалятся.

– Молодцы, – восхитился Фадей. – Боевой дух на уровне.

– А как же иначе!.. А вы какими судьбами на Украину?

– Так вареники там хороши, – засмеялся Фадей. – А еще охота с рыбалкой. Вот и будем охотиться. И удить.

– Ну, тогда удачи, – усмехнулся орденоносец, сворачивая разговор в другую сторону. Он понимал, к какому ведомству относятся двое в штатской одежде. И знал, что с такими спутниками лишние вопросы неуместны, а то и чреваты.

Летели мы долго, с одной промежуточной посадкой для дозаправки. Пограничники выставили бутылочку грузинской чачи – виноградной водки крепостью градусов семьдесят. Хорошая вещь, качественная. Но мы с Фадеем только пригубили. Не до чачи сейчас. Нам нужно по-быстрому разобраться с распахнутым окном на границе. Хоть наши попутчики и утверждали, что граница на замке, только нет таких замков, к которым не отыщется отмычка.

На аэродроме нас ждал видавший лучшие времена легковой «Форд» с молчаливыми водителем и сопровождающим сержантом НКВД. Мы сердечно распрощались с попутчиками. Ребята мне понравились своим веселым нравом и боевым куражом.

Через час мы пили чай в кабинете начальника областного УНКВД. Это был плотный, короткостриженый мужчина с буденновскими усами и бакенбардами, его речь была мягкая и сглаженная. Тут же присутствовали его заместитель по агентурной деятельности и оперативник, отвечающий за границу.

Нас приняли с видимым радушием и скрытой настороженностью. Все же товарищи из самой из Москвы, с полномочиями. Такие визиты могут закончится чем угодно – и повышением, и разжалованием, и даже арестом. Поэтому лучше разбиться в лепешку, но выполнить руководящие указания.

– Эти чертовы каналы перехода, – нервно провел пальцем по шраму на своем подбородке оперативник по границе лейтенант Стасов – крепкий, статный, лет тридцати, уверенный в себе. – Один не успеваем прикрыть, как другой уже появился. Население тут давно контрабандой кормится. Некоторые по двадцать лет шастают туда-сюда. Все лазейки знают. Ловим. Судим. И вот опять.

– Недоработка ваша, – указал я.

– С одной стороны, да, – заметил полноватый, в возрасте, заместитель по агентурной работе капитан госбезопасности Жаров. – Но мы не всесильны. Под каждым кустом пограничника с собакой не спрячешь. Хотя это мелочи по большому счету. Единичные случаи. Вы не представляете, что здесь еще в начале тридцатых творилось!

– Очень даже представляю, – усмехнулся я. – Была не граница, а проходной двор.

– Как и по всей стране. Но, прошу учесть, именно отсюда, по нашей инициативе, началось наведение порядка, – с гордостью пояснил Жаров.

А ведь его правда. В моем сейфе лежит копия докладной 1932 года в ЦК от тогдашнего наркома Ягоды.

«Операцией по очистке погранполосы на участке польской границы в УССР и Белоруссии, на участках польской и латвийской границы в Западной области и на участках латвийской и финской границы в Ленинградском военном округе вскрыто существование на протяжении всех границ контрреволюционных повстанческих и диверсионных организаций, созданных и руководимых польским и финским Генеральными штабами или связавшихся с ними. Организации насаждены на главнейших стратегических направлениях вокруг железнодорожных узлов, укрепленных районов и объектов оборонного строительства. Почти по всем вскрытым организациям устанавливаются одни и те же сроки восстания, приуроченные к весне 1933 года.

Наряду с разгромом повстанческих организаций и очагов ликвидированы резидентуры, переправы и многочисленная шпионская сеть польского Генштаба и финской разведки, в отдельных случаях сумевшая пробраться в кадровые части РККА, милицию, военные школы и оборонное строительство.

Помимо собирания сил, подготовки и объединения повстанческого подполья, организациями проводилась систематическая работа по развалу колхозов, срыву весенней посевной кампании, усугублению продовольственных трудностей (путем сжигания, кражи и порчи запасов фуража и продовольствия) и по созданию недовольства и напряженного положения во всей погранполосе.

Арестовано на Украине – 9514 человек, в Белоруссии – 3492, в Ленинградском военном округе – 2074».

С того времени границы укрепили кардинально. Но не окончательно.

– В основном мелкота шастает – сигареты, парфюмерию, колбасы тащат, – пояснил лейтенант Стасов. – Но и матерые враги из-за кордона прибывают. Как правило, функционеры эмигрантских организаций. Насколько могу понять, именно такие случаи вас интересуют?

– Такие. Есть у нас информация на одного такого проводника. Точными установочными данными не располагаем. Но вот что есть, – я в максимальных подробностях выдал всю куцую информацию на фигуранта и спросил: – Найдем?

– Непременно найдем, – заверил Стасов.

И мы погрузились в картотеки и оперативные материалы. Кроме того, Стасов метнулся на встречу с источником.

Уже к вечеру следующего дня он положил перед нами на стол справку с фотографией, объявив:

– Пониделко Порфирий Порфирьевич. Пятнадцать лет назад задерживался ОГПУ за попытку перехода границы, но избежал наказания. Со слов источника, был известен в среде контрабандистов как опытный проводник, способный хоть стадо африканских буйволов через границу перетянуть. Но уже лет десять как отошел от дел. Держится от бывших товарищей в стороне. Ходили слухи, что он продолжает работать – редко, по-крупному и в одиночку.

– Похоже, он! – повеселел я.

– Арестуем? – с энтузиазмом осведомился Стасов.

– Так сразу? – поморщился Фадей. – А застольная беседа по душам?

– С плюшками и галушками, – с угрозой произнес Стасов, недобро прищурившись…

Глава 4

Село Вары являлось интернациональным. Здесь жили в мире и согласии и польские, и украинские семьи, и даже пара еврейских. Было тут чистенько, аккуратненько – все же чувствовался западный порядок. На поле к югу от села пыхтел трактор.

Когда-то полдеревни жило контрабандой. Но времена поменялись и ужесточились, пришлось селянам искать менее вольные ремесла. Вот и пашут землю железными конями.

Дом Проводника располагался на самой околице. За ним начинался ельник, густо рос кустарник, и журчала мелководная речка. Кто приходит, кто уходит – не рассмотришь.

Сам Пониделко числился на подсобных работах в лесничестве. Неделями пропадал в лесах и знал их не хуже, чем свой огород. Естественно, в связи с необходимостью передвижения в погранзоне, дал кучу подписок органам о том, что обязуется незамедлительно докладывать, коль увидит вражеский след. Но пока что-то не докладывал, хотя следов, думаю, повидал немало. Сам же их и оставлял.