Александр Тамоников - Вьетнам. Отравленные джунгли

Излечения Андрей даже не почувствовал. Тело оставалось слабым, постоянно шатало, болела голова. Возвращаться на службу врачи запретили. Товарищи воевали где-то под Фанхоном, иногда он получал информацию, что все живы, а янки продолжают нести потери. «Не повезло вам, батенька, — сочувствовал лечащий врач. — Теперь проблемы с кишечником — ваша пожизненная беда. Но не скажу, что вы навсегда останетесь таким растением. Пора вас отправлять в Союз, нам нужны здоровые специалисты. Диспансерное наблюдение — в течение 12 месяцев. Медицинское наблюдение и лабораторное обследование — каждые три месяца, а также при появлении дисфункций кишечника. Вы же хотите однажды полностью излечиться?»

Раньше он сочувствовал таким людям, а теперь оказался в их числе. «Окончена твоя командировка, майор, — резюмировал полковник Бахметьев. — Что мы можем поделать? Даже к преподаванию в таком виде тебя никто не допустит, что уж говорить про боевые стрельбы. Ты наработал колоссальный опыт — увы, твою работу закончат другие. Завтра отдам приказ подготовить документы». — «Милый, уезжай, все хорошо, — жарко уговаривала Нина. — Долечись, продолжай службу в своей части. Я буду писать. К Новому году закончится командировка, мы обязательно встретимся. Жизнь не кончилась, вот увидишь, она только начинается…»

Андрей чувствовал себя как последний дезертир. Словно частичку себя оставил в душном Вьетнаме. Но оспаривать приказы в армии не принято. Рейс «Аэрофлота» доставил в столицу, оттуда местными авиалиниями — на Урал. «Вы еще не окрепли, — сообщил доктор в ведомственной поликлинике. — Я назначу курс лечения, а вы уж соблюдайте все предписания». Полное восстановление шло с трудом. В Союзе было жаркое лето, тоже мучила духота. Но постепенно здоровье приходило в норму, правда, болезнь оставила после себя какую-то опустошенность.

Раевский вернулся на службу в свой зенитно-ракетный полк. О времени, проведенном во Вьетнаме, особо не распространялся и вообще становился каким-то букой. О его болезни люди знали, никто не лез. После дежурств возвращался в съемную квартиру, делал уборку, что-то жарил, варил. Написал родителям, что вернулся из зарубежной командировки, все хорошо, но приехать пока не может — на службе аврал. Пару раз получил письмо от Газаряна: все отлично, солдат спит — служба идет. Приходилось читать между строк: воюем, командир, больше некому, а эти проклятые американцы вконец обнаглели! Он увлекся эпистолярным жанром. Писал своим подчиненным, писал Гарину в далекий Псков — того тоже турнули из тропиков, отправили долечиваться на родину. Нина отправляла письма дважды в неделю, и опять он всматривался, что там между строк. Грусть, тоска, работы непочатый край. А еще она, кажется, стерпелась с идеей поменять фамилию на более звучную…

Время остановилось, дни тянулись, как резиновые. Иногда болезнь напоминала о себе, мучила хандра. Возвращался в голые стены, слонялся из угла в угол, случалось, что прикладывался к бутылке. Однажды привел незнакомку — встретились в каком-то кафе. Наутро констатировал — не понравилось, принес массу извинений. Дама обиделась, что за дела — узнал поближе и послал подальше?

На дворе уже был октябрь. Однажды компетентные сослуживцы сообщили: американцы завершили операцию «Лайнбэкер», прекратили налеты и обстрелы. Северный Вьетнам облегченно вздохнул. Восстанавливалась инфраструктура, продолжались переговоры в Париже. И письма от товарищей и Нины стали как-то бодрее. Андрей тоже восстановился, проснулся интерес к жизни. Ждал прихода зимы, какого-то новогоднего чуда. Наступил декабрь, прошла половина месяца. Болезнь не напоминала о себе, и врачи удивленно восклицали: да вы практически здоровы, батенька…

Новые удары обрушились на Северный Вьетнам 18 декабря! Снова мирные переговоры зашли в тупик, а американские генералы не знали других способов разрешения политических споров. Начались ковровые зачистки крупных городов, гибли все без разбора. Об этой возмутительной акции сообщило даже государственное телевидение. Операцию назвали «Лайнбэкер‐2», и преследовала она ту же цель: сделать вьетнамцев сговорчивыми. Предложение поступило утром 19 декабря. Раевского вызвали в штаб. Заместитель начальника штаба 4-й армии ПВО с трудом сохранял спокойствие.

— Мы не можем приказывать, майор, — в связи с перенесенной вами болезнью. Решайте сами. Но если согласитесь вернуться во Вьетнам — будем признательны. Там снова лютые бомбардировки, и по волшебству они не прекратятся. Американцы с цепи сорвались — бросают в бой все, что у них есть. Самолеты идут сплошным потоком, Ханой и крупные города уничтожаются подчистую — и это, поверьте, не преувеличение. Система ПВО не справляется. Мы формируем команду из людей вроде вас — кто уже был в этом аду и набрался боевого опыта. Нужны грамотные специалисты, способные сдержать натиск. Наших людей во Вьетнаме немного, местным кадрам не хватает умения… Командировка кратковременная — пока не утихнет новый виток напряженности. Вам нужно время все обдумать?

— Уверен, что нет, товарищ полковник, — вытянулся в стойке Андрей. Словно свежим воздухом подуло. — Куда и к какому часу я должен прибыть?

Это был самый мощный удар по Вьетнаму за всю историю войны. На Ханой и другие центры, подконтрольные правительству ДРВ, обрушились тысячи тонн смертоносного металла. Американцы несли тяжелые потери в борьбе против Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. Президент Никсон рвался ускорить исход войны. Наступал предел прочности Вашингтона. На Никсона давили — требовали вернуть домой американские войска. Только невозвратные потери в американской армии превышали 50 тысяч человек. Переговоры же в Париже снова буксовали. Делегация коммунистического правительства не желала идти на уступки в вопросе обмена пленными. Отношения Генри Киссинджера и правительства на юге были напряженными. Давили генералы, и Никсон решил одним ударом разрубить узел. Вечером 18 декабря в небе над Ханоем появились 130 стратегических бомбардировщиков…

Налет был ужасен. «В‐52» проводили ковровые бомбардировки, уничтожая все живое. От жилых домов оставались груды развалин, а иногда — страшные дыры в земле. Постоянно выли сирены, мирные жители разбегались по укрытиям.

Вместе с Раевским чартерным рейсом «Аэрофлота» прибыла группа офицеров из тридцати человек. На аэродромном поле людей распределили по автобусам, повезли в разные стороны света. В свой учебный центр Андрей не попал, угодил на перевалочную базу в здании разрушенного цеха. По небу плыли хмурые тучи, ветер приносил отзвуки разрывов. Паники не было, народ действовал грамотно и слаженно.