Сергей Зверев - Стальной призрак

Снова несколько выстрелов вспышками хлестнули в сторону Омаева. И снова голос чеченца в ответ:

– Бросай оружие, если жить хотите!

И – новая автоматная очередь поверх голов диверсантов.

Соколов вскочил на ноги, понимая, что самое время, пока Руслан отвлекает на себя врагов. Именно поэтому он и подает команды голосом и стреляет так, чтобы командир выбрал момент для броска и не попал под его очередь.

Сердце колотилось в груди, в голове билась мысль: «Успеть… успеть… успеть».

Алексея отделяла от диверсантов всего пара шагов, когда один из них, тот, что тащил своего товарища, вскинул руку с пистолетом навстречу появившемуся из темноты человеку. Лейтенанта спасло то, что противнику мешал его раненый товарищ. И то, что он не ожидал увидеть нападавшего так близко от себя.

Не хватало какого-то метра, сократить расстояние помог автомат. Соколов на бегу с коротким размахом с силой ударил по вооруженной руке. Он даже почувствовал, как хрустнула кость. Пистолет отлетел в темноту, мужчина вскрикнул, следующим ударом Соколов отбросил его в сторону.

Второй, опираясь на руку, сидел на земле. Теперь было понятно, что стрелял он не из винтовки. Это был обрез, сделанный из обычной «трехлинейки». Снова взмах прикладом, но сильного удара не получилось. Раненый не выпустил оружия, только на миг отвел руку в сторону. Но этого момента Соколову хватило, чтобы сократить расстояние еще на один шаг. Он ударил по окровавленному бедру диверсанта, тот, взвыв от боли, согнулся пополам.

Рядом послышались торопливые шаги, из темноты появился Омаев, блестя глазами и озираясь по сторонам.

– Порядок? Их только двое? Никого больше?

– Никого, давай вязать. Видишь обрез? Не из него ли они добивали саперов на дороге?

Рокот мотора приближался. Ныряя светом фар в ямы и промоины, через луг к дороге торопливо пробиралась полуторка. Соколов поднялся в полный рост и поднял руку. Машина остановилась в трех шагах. Из кузова выпрыгнули автоматчики.

– Что случилось? Что за стрельба? – спросил Блохин, выбираясь из кабины. – Мы когда услышали, бросились как угорелые сюда. А это кто?

– Похоже, диверсанты. Минировали дорогу и подъезды к мосту. Давайте их в кузов, а я проверю цистерну. Омаев, за мной!

Надо было срочно заправлять танки. Летняя ночь коротка, люди без сна, а завтра немцы снова возобновят попытку захватить мост. Атаковавшее вечером позиции немецкое подразделение было батальоном передового полка. Командир попытался с ходу выполнить полученный приказ. Не получилось. Значит, завтра они подготовятся получше и повторят атаку.

А перед глазами лейтенанта стояла зловещая картина: тела расстрелянных на дороге саперов, сгоревшая машина. И раненый сержант с перебитыми ногами и наполовину снесенной выстрелом головой.

Мужики в грязных телогрейках стояли у кирпичной стены в свете автомобильных фар. Один стонал, навалившись всем телом на плечо товарища. Второй затравленно озирался, то и дело вытирая лицо рваной кепкой. Хмурые красноармейцы тихо переговаривались и курили по привычке в кулак.

– Дайте затянуться, братцы, – попросил диверсант. Но ему никто не ответил.

Блохин, придерживая за плечи ребятишек, повернул их лицом к задержанным. Те удивленно уставились на детей, потом на лейтенанта в комбинезоне с танкистским шлемофоном, висевшим на шее за спиной.

– Ну, узнаете этих, мальцы? – спросил Блохин, присев рядом с детьми на корточки.

– Это те дядьки, что по дороге ходили, когда там машина сгорела и наших солдат побило, – затараторила Фрося. – Они ходили и смотрели. Мы еще испугались, что они заберут продукты, которые у солдат убитых были. И мы бы с голоду померли.

– У того дядьки, – показал грязным пальцем серьезный Проша, – у него смешное ружье было. Короткое. Он все его за ремнем поправлял, а потом в руке носил. Вот такое.

Омаев толкнул носком сапога обрез, валявшийся возле машины, и повернулся к командиру. Глаза горца полыхали ненавистью.

– Уведи детей, – коротко приказал лейтенант и вышел вперед.

Красноармейцы, сбившись в кучу, ждали, что будет дальше. Омаев поднял с земли обрез, отвел затвор, проверил, есть ли патрон в патроннике.

– Предатели своего народа и своей Родины, – громко заговорил Соколов, – те, кто встал на сторону врага, заслуживают смерти. За наших товарищей, что погибли! За наши города, что лежат в руинах! За стариков, женщин, наших отцов и матерей… – Соколов протянул руку в ту сторону, куда сержант увел детей. – Вот за таких вот сирот, которых подлый враг оставил без родителей… Приказываю! Расстрелять!

– Ребятушки, да мы же не враги… – залепетал мужик, тиская кепку. – Вы что же удумали… мы местные, нам просто…

Хлестко прозвучал выстрел обреза, раненый диверсант откинулся всем телом на стену, заливая ее кровью. Коротко ударили автоматные очереди…

Логунов уговорил Алексея поспать хотя бы пару часов. Лейтенант еще раз окинул взглядом позицию своей группы. Стрелковые ячейки, пулеметные гнезда – все поправлено, отсыпаны брустверы, замаскированы кустиками и свежим дерном.

Танк Началова в окопе правее, ближе к реке. Во время прошлого боя там находился экипаж Коренева. Второй танковый окоп тоже подправили, оставив его запасным. Третья позиция Началова находилась чуть сзади за разрушенным блиндажом. Груды земли и разломанных бревен наката были прекрасным маскирующим материалом и скрывали танк до самой башни.

«Семерка» по-прежнему стояла за насыпью слева от моста. Здесь была возможность для маневра. Вкопав несколько бревен, экипаж натянул маскировочную сеть, чтобы танк не был заметен с воздуха. Больше всего Соколов опасался воздушной атаки и ударов артиллерии.

– Ладно. – Алексей кивнул и потер руками лицо. – Может быть, фрицы дадут чуть покемарить. Чуть что – буди сразу же!

Пахло моторным маслом и полынью. Сон долго не шел. Завернувшись в плащ-палатку и подложив под голову свернутую танкистскую куртку, Алексей лежал с закрытыми глазами и думал о Прохоре и его сестренке Фросе. Сейчас дети с ранеными бойцами в своем подвале. Там они, по крайней мере, защищены от осколков и шальных пуль. Нам бы только всем не погибнуть, а то они снова осиротеют. Без взрослых им не выжить. А если придется отходить, я заберу их в танк, думал Алексей, и передам в ближайший госпиталь или в какой-нибудь населенный пункт. Ведь осталась же здесь советская власть, может, она позаботиться о детях.

Постепенно мысли начали путаться, сознание поплыло, в голове стали появляться нереальные картины. Алексей уснул, как будто провалился в темноту. Сразу и глубоко.

Проснулся лейтенант тоже сразу. Он так привык. Война научила просыпаться, мгновенно прогонять сон и начинать мыслить ясно, четко оценивать ситуацию.