Александр Какурин - Условия жизни [СИ]

— Жаль, не удалось взять макарон, — толстуха складывала награбленное в подол майки.

— Не гневи бога Ребека. И так, сколько всего заполучили, — шаман с трудом взвалил мешок с рисом на плечо.

— Давайте помогу, — к ним подошел так и не разжившийся оружием и не устроивший побега Джек.

Шаман с радостью поделился с ним своей ношей.

— Ты у нас Джек настоящий богатырь! Теперь мы главную хижину в два счета достроим, — освободившийся от тяжестей шаман, взялся за свой устрашающего вида посох.

— Большой-то он большой, только ест, наверное, много, — Ребека оценила рыжего со своей женской, кулинарно-хозяйственной стороны.

— Нам сюда, — шаман раздвигал посохом перед Джеком листья пальм. — Сейчас разожжем огонь и наконец-то поедим горячего. Кстати, куда подевался Марсель и почему я не вижу Гвинет?

— А вы, то не знаете? — вздохнула Ребека.

— Значит, опять склоку затеяли! Хоть я не люблю это делать, но их придется наказывать. Что гласит седьмой пункт нашей конституции? — шаман погладил навершие посоха — череп.

— Соблюдение мира и порядка на острове, — процитировала по памяти строчку из главенствующего документа на Изабель толстуха.

— Среди поселенцев, — дополнил ее ответ шаман. — Остальные там, — он показал рукой в сторону причала, — пусть делают что хотят, нам до них дела нет. Но на Изабель распрей я не потерплю! У нас и так людей раз-два и обчелся, — шаман загибал пальцы на руке. — Может их для профилактики развести на месяц? Порознь глядишь, и угомонятся. А еще лучше, я Марселя за тебя выдам. Ты у нас женщина мудрая, глупостей типа мордобоя не допустишь.

— Забыл, ты же нас уже женил, — подбиравшая с земли выпавший у нее из подола майки блок сигарет Ребека, теперь старалась поспеть за ушедшей далеко вперед процессией.

— Ну, и три месяца прожили нормально, — шаман на развилке выбрал левую тропу, по которой и пошел дальше.

— А потом он от меня сбежал, — в голосе догнавшей Джека Ребеки слышалась обида. — Бросил подлец! — и она заревела.

— Ну что с этими бабами прикажешь делать? — шаман хлопнул себя рукой по бедру. — Не мозги, а одно сплошное мокрое место. И вот так всегда, хорошие идеи на корню губят. Ребека, сейчас же перестань плакать! — в приказном порядке потребовал шаман.

Но толстуха только пуще разревелась.

— Я ему все сердце свое раскрыла, а он…! — из глаз толстухи уже лились целые ручьи слез.

Расстроенность Ребекиных чувств не для всех было «наказанием», для Костика завывания толстухи напротив явились ориентиром, в каком направлении двигаться.

— Ага, значит мне сюда, — шедший до того без разбору по лесу Медведев, повернул в нужную сторону. — Темно, сыровато здесь, — приподнимая свисающую с пальмы лиану, заметил Костик. А воспоминания незамедлительно перенесли его в далекую Россию, под Камнегорск.

Вот Костик идет по сосновому бору с лукошком в руке, разыскивая среди опавшей хвои боровики и подосиновики. Найдя очередной гриб, он присаживается перед ним на корточки, раскладывает перочинный нож и срезает шляпку. Ножку гриба Костик не берет — шляпок в лукошке поместится намного больше, чем целых грибов. Над головой вьются назойливо жужжащие комары, Медведев отгоняет их прутиком березы. Но наиболее злой и проворный больно кусает Костика в щеку. Медведев прихлопывает его рукой. Оказывается это не комар, а муха и кругом не сосны, а лианы, пальмы да «мутанты» папоротники с трехэтажное здание вышиной. Он снова целиком и полностью на острове. На укушенной щеке Костика начинает надуваться волдырь.

— Вот зараза, он еще и чешется, — Медведев начинает, скрести пораженное место ногтями.

Распрощавшаяся с Хорхе Сесиль, стоя на причале, машет рукой вслед удаляющейся шхуне.

— В следующий раз, не забудь привезти бусы! — кричит она де Сильве.

— Будут тебе побрякушки, — обещает Хорхе.

Кажется, что за те пол часа, что Сесиль общалась с де Сильвой, она вытянула из охранника все соки. Хорхе в штанах с расстегнутой ширинкой сидит на перевернутом ящике и ни как не может сосредоточиться. На лбу выступила испарина, а на груди возле соска красуется след от засоса.

— Опять они у нас сигареты стырили, — капитан заглядывает под брезент, — и консервов не хватает.

— Да ну эту жрачку к лешему, надо было тебе тоже Сесиль трахнуть. — Хорхе «ломает» сидеть и он ложится на ящик, подперев голову рукой. — Если бы не она, я сюда в жизни не приплыл.

— Она же грязная и спит со всем, чем попало, — подтыкая брезент под ящик, Капитан брезгливо морщит лицо.

— Для этого и придумали презервативы, — де Сильва тяжело хлопает ресницами, он близок к тому, что бы заснуть.

— Трахаться с резинкой не по мне, ни какого кайфа, — капитан продолжает по-хозяйски прибираться на палубе.

— Вот ты каждые пол года и лечишься, — Хорхе широко зевает, чуть ли не до вывиха челюсти. — Когда доплывем, не забудь разбудить, — он надвигает на глаза козырек фуражку.

Процессия во главе с шаманом вышла на поляну. По ее периметру были разбросаны одноэтажные тростниковые хижины, разных размеров и разной степени ухоженности. В центре поляны располагался очаг с потухшими углями, тут же по соседству четыре бревна для трапезы и посиделок строго ориентированные по сторонам света и стоящий на возвышении насыпного холма деревянный идол божества метра три высотой, обращенный потемневшим ликом на закат.

Всю еду с керосином и сигаретами сложили возле тотема.

Обходя, идол по кругу, Костик всматривался его резные формы. Голову божества венчала корона из перьев, нос походил больше на клюв, а на спине располагались сложенные крылья, в руках он держал трезубец и молнию, ногами же подпирал земной шар. Произведение искусства впечатлило Медведева настолько, что он вместо ехидного замечания на подобие — «Какая это дребедень!», молча поклонился статуе.

— Это наш покровитель Тусегальпо, человек птица. Когда-нибудь он обязательно вернется, — шаман дотронулся лбом до сандалий божества.

— И тогда наступит неминуемый конец света? — Костик сел на бревно возле потухшего очага.

— Нет, на смену седьмой, придет восьмая эпоха, — шаман поочередно поднимал с земли, добытые на шхуне товары, и показывал их Тусегальпо, — и круговорот судьбы начнется заново. Сегодня в вашу честь мы устроим праздник, — шаман снял с груди амулет и, поцеловав его, повесил на изгиб молнии божества.

— Мы же хотели помянуть Флоби и Чангу, — Ребека подкладывала в очаг, принесенную ею из леса сухую траву.

— Ай, голова моя старая, дырявая — совсем забыл! Придется совмещать оба ритуала, — шаман передал толстухе, освещенный взглядом Тусегальпы коробок спичек.

— А человек птица не обидится? — Ребека поверх травы положила древесной коры и тонких веток.