Андрей Воронин - Банда возвращается

Сева поджал губы:

— Я в законе, оперу не пою.

— Ругаться вам Япончик не разрешает, — вздохнув, уточнил Бондарович, — да и повязаны вы крепко на одно и то же дело, хотя с разных концов, перспективы большие.

Вроде делить вам нечего.

— Делить всегда есть чего, — философски заметил Сева Могилевчук.

Однако Александр пропустил его замечание мимо ушей:

— Так вот ситуация в корне изменилась, но тебе об этом еще ничего не известно…

— Решили позаботиться обо мне и вытащили с утра под пистолетом для консультации? — Могилев откинулся на стуле и принялся покачивать ногой. — Спасибо за доброту, я лучше домой пойду.

— Лет через…

Глаза Севы стали злыми:

— Через сколько?

— Япончика взяли на горячем. Сегодня весь день ведутся допросы.

— Где?

Бондарович закурил новую сигарету, открыто наблюдая за лицом «вора в законе». Глядеть на него Банде удовольствия не доставляло. Казалось бы, обычное лицо делового человека, волевого и уверенного в себе. Однако лицо это могло вмиг искривиться в отвратительной гримасе, а правильная и спокойная речь в любую секунду могла смениться изощренной и грубой «феней». Кто-кто, а уж Сева «феню» знал!.. Точно так же деловой человек мгновенно превращался в нем в «делового» — вора, для которого грабежи, вымогательство и убийства — такие же привычные операции, как кредит и оплата налогов.

Могилевчук заинтересовался и забеспокоился. Понятно, арест Япончика не мог не затронуть его интересов, и реагировать тут нужно было быстро…

Бондарович заметил его беспокойство:

— Допрос ведется в Америке, конечно. Он же на родину не собирался.

— На чем он спекся?

— Вымогательство, взят с поличным.

— Туфта!.. — сверкнул глазами Сева.

— Пытался получить с фирмы «Саммит Интернешнл» три с половиной миллиона долларов для банка «Чара».

Знакомо?

Несколько секунд длилось встревоженное молчание.

Банда подмигнул собеседнику:

— Конечно, знакомо. Ты сам выводил Садыкова и Коростышевского на Япончика. Они приехали в Нью-Йорк и вместе с Япончиком попытались накатить на «Саммит Интернешнл», а те струсили и обратились в ФБР.

Сева расслабился с довольно натянутой улыбкой:

— Допустим. Мне что до этого? У Япончика свои дела, а у меня свои.

— Брехня, Могилевчук, — засмеялся Александр, — плохая мина при плохой же игре. Япончик оставит теперь активную деятельность на много лет. Как бы дело ни пошло, а ФБР и суд присяжных засадят его на максимально возможный срок, — просто для того, чтобы показать, что им не надо русской сволочи на своей земле, собственной уголовщины хватает. А что из этого следует? Сечешь за мыслью?

— Что?

Голос Севы не дрогнул, сигарета в руках не затряслась, но Бондарович прекрасно понимал, что мозг вора в законе сейчас лихорадочно просчитывает все возможные последствия этого внезапного ареста в Америке.

— На деятельность всех фирм, связанных с Япончиком, будет наложен арест и будет произведена их тщательная и детальная проверка.

— Ну, и что?

— Это значит, что Интерпол проверит и твой «Арбат интернешнл», по которому деньги идут в Будапешт, и «Ритуал», и «Аткома» в Вене, и «Славик Инкорпорейтед» в США, — перечислял по пальцам Бондарович; он неплохо владел информацией. — Еще назвать?

— Как хочешь.

— Как по-твоему, что найдут?

— Ничего, — голос Могилевчука был холоден, как затвор пистолета на морозе.

Александр опять сверлил Севу глазами:

— Может быть, и ничего. Хотя вряд ли… Но самое главное, ты понимаешь, не в этом.

— Так в чем же, чем ты меня хочешь напугать, майор? Интерполом? Плевал я на него, — Могилевчук и правда едва не плюнул на пол; наверное, бандиту все труднее было держать себя в руках — он был довольно импульсивный человек.

— Япончик надолго вышел из активной игры. Он, конечно, сможет и из камеры при помощи адвокатов вести стратегическую линию вашей «корпорации» или «фирмы», Как ее называет ваша «братва», — начал объяснять Александр. — Но кто-то из ближайших помощников должен заменить его по многим тактическим или, если хочешь, рутинным, вопросам здесь, на свободе…

— Известно, заменят, — согласился Сева.

— А теперь представь, что ты сначала просидишь в Лефортово тридцать дней, потом я предъявлю тебе обвинение в незаконном вывозе капитала за рубеж — на основании тех документов, которые мне предоставит Интерпол за эти тридцать дней. Вполне реальная перспектива, правда?.. — Александр чувствовал, что садится на белого коня. — И еще я побеспокоюсь, чтобы «тюремная почта» для тебя работала очень плохо, и Розбашу твоему продажному создам некоторые затруднения, чтобы он твои «ксивы» на волю не таскал…

Могилевчук слушал его с мрачной физиономией.

Александр продолжал:

— У меня есть кнопки, на которые я могу нажать.

Как ты думаешь, к каким последствиям это приведет для тебя?

— А для тебя? — в глазах вора блеснула неприкрытая ненависть.

«Проняло, проняло сукиного сына, — понял Бондарович. — Теперь все пойдет, как по-писаному: сначала угрозы, потом предложения взяток, потом „торговля“ на моих условиях… Никуда ты, голубчик, не денешься. Закукарекаешь, если захочу, а нужно будет, — закукуешь!»

— Подходим к сути дела? — усмехнулся Александр.

Сева Могилевчук крепился из последних сил:

— Ну, ну, прыткий!..

— У кого-то из ваших есть сейчас шанс хорошо выдвинуться, — как после смерти Тимофеева, когда вы поделили «орехово-борисовскую» долю, как после отстрела Квантришвили… Но для этого нужно быть на свободе. Такая малость! Всего лишь выбраться отсюда… А ты можешь сильно опоздать к дележу. Что скажешь?

Могилев несколько помягчел:

— Скажу, что ты не по чину разговор затеял, майор.

У меня в моей епархии звание, считай, «генеральское».

А ты кто такой, чтобы со мной торговаться? — Сева нагло усмехнулся ему в глаза. — Завтра тебе скажут меня выпустить, ты и выпустишь.

— Ошибаешься, не выпущу.

— Как миленький, выпустишь. И не пикнешь! Вот и все, что будет. Или ты хочешь свою долю, отдельную?

— Насчет «моей доли» я уже все слышал, что твоя братва могла мне предложить, да и ты прекрасно знаешь, что они в ответ слышали, — Бондарович откинулся на спинку стула. — Не хорохорься, Могилевчук. Тоже мне, генерал. Не смотри, что у меня одна звезда на погонах, не обманывайся. Приходилось мне и с Япончиком работать, пока он за море не свалил, и настоящих генералов допрашивать.

Бывших, конечно, теперь они просто зэки. Впрочем, не исключено, что с тобой захотят поговорить и чины повыше моего. Только вот в чем дело: рекомендовать им, кого следует разрабатывать в дальнейшем, буду я. А для этого я должен хорошо с тобой поговорить.

Сева принял информацию к сведению; он вообще был сообразительный человек — иначе не достиг бы таких высот «в своей епархии»: