Андрей Воронин - Банда возвращается

— Уже смотрели, — генерал шумно отхлебывал из кружки чай. — Кстати, ты права: он из Близнецов — июньский… — цепкая память Кожинова на даты была притчей во языцех. — Итак, ты говоришь, он труднопредсказуем?

— Как и все Близнецы…

Генерал на минуту задумался, потом выдал вердикт:

— Бондарович склонен к самостоятельным действиям и моральной оценке своих руководителей. Он способен выйти из-под контроля и действовать на свой страх и риск… Я вывожу его из этого дела, поскольку он может нам помешать.

Неожиданно для себя Макарова решила вступиться:

— Он лоялен по отношению к Президенту.

— Это не играет роли, — Кожинов бросил на собеседницу пристальный хмурый взгляд. — Больше с ним никаких контактов… Как здоровье Прокофия?..

— Более-менее… — Виктория пребывала в некоторой растерянности; она не могла понять логики Кожинова: то он хочет, чтобы она отодвинула Бондаровича на вторые роли, то вдруг запрещает всякие контакты с ним; но девушке была известна закономерность: если чего-либо не можешь понять, значит, не в достаточной мере владеешь информацией.

— Передавай привет старику. Я как-нибудь и сам соберусь позвонить ему…

Александр Бондарович, 9 часов утра, 24 марта 1996 года, анатомическое отделение четвертого госпиталя.

Четвертый госпиталь, насколько знал Бондарович, обслуживал заслуженных пенсионеров-военных, старший офицерский состав, некоторые спецслужбы, военных спортсменов и тому подобный контингент. Однако, помимо элитных больных, он занимался еще особо сложными операциями по восстановлению и реабилитации тяжелых раненых еще со времен войны в Афганистане; делали здесь и косметические операции при ранениях в область лица.

Александр остановил машину недалеко от ворот. Вышел из салона, размялся. После вчерашнего бега по лестницам и поединка с таинственным взломщиком слегка побаливали мышцы. Кто-то однажды просветил его: оказывается, боль в мышцах — это от избытка молочной кислоты…

— Где у вас прозекторская? — спросил Бондарович на вахте четвертого госпиталя.

Солдатик, разглядев в удостоверении только погоны с большими звездами, не догадался спросить ни о каких полномочиях и только недоуменно переспросил:

— А что это?

— Морг. В просторечии, — открыто улыбнулся Банда. — Если хочешь, — мертвецкая, труперня… Некоторые предпочитают более ученое — анатомичка…

— А-а, вон там, — солдатик был явно восхищен столь глубокими познаниями этого незнакомого офицера, — направо за угол.

— Спасибо, — и Бондарович беспрепятственно прошел на территорию.

Подойдя к отдельно стоящему небольшому одноэтажному корпусу, в подвале которого размещалась мертвецкая, Бондарович спросил у курящего на лавочке вольнонаемного:

— Где патологоанатом?

— А, режет там, препарирует, — работник лениво махнул рукой в направлении двери, обнаружив для Бондаровича, что пьян уже с утра. — Режет в конце, где ж ему быть…

Материал ему постоянно подкидывают-.

Александр холодно кивнул ему и вошел в здание.

И сразу оказался перед выбором. Две лестницы: одна — в четыре ступеньки — наверх, и другая — длинная-предлинная — в полутемный сырой подвал.

Само собой разумеется, надо было идти вниз.

Быстро спустившись по лестнице, Бондарович прошел длинный холодный коридор с крашенными зеленой краской стенами, заглядывая в двери, пока не нашел (и по дурному запаху тоже!) анатомический кабинет, в котором трудились над каким-то телом два человека в белых халатах и перчатках. Поверх халатов были надеты прозрачные полиэтиленовые фартуки. На фартуках и перчатках выделялись пятна крови.

— Здравствуйте, — не смущаясь присутствием на столе распластанного тела, подал голос Бондарович.

Старший повернул к нему голову:

— Что вы хотели?

— Мне нужен анатом, который производил вскрытие тела Смоленцева.

Врач поджал губы. Несколько секунд выдерживал паузу — отсекал скальпелем кусочек печени на экспертизу.

Его ассистент тем временем наполнял пробирку содержимым желудка, судя по цвету содержимого, это было что-то типа винегрета…

Александру в голову пришла мысль, а не тело ли Смоленцева до сих пор на столе?. У патологоанатомов ведь тоже бывают авралы; и говорят что именно весной, — когда начинаются обострения многих заболеваний, и Смерть снимает свою очередную жатву. Александр покосился на труп. Нет, это был не труп Смоленцева. Это было тело какого-то пожилого мужчины: седые волосы, глубокие залысины, круглое одутловатое лицо; через приоткрытый рот видны желтые прокуренные зубы…

У Банды дрогнуло сердце:

«Пора бросать курить…»

Старший врач наконец спросил:

— А кто вы?

Бондарович развернул удостоверение:

— Майор ФСБ Бондарович.

Врач мельком взглянул на фотографию.

— Вскрытие производил я, — спокойно сообщил он и для внушительности представился:

— Полковник медицинской службы Пономарев Константин Яковлевич.

Запах из разрезанного желудка, понятное дело, шел не из приятных. У Банды от этого запаха даже зашумело в голове — нет, он никогда не смог бы привыкнуть к такой проклятой работе — работе патологоанатома. Это поистине незавидное дело — копаться во внутренностях мертвецов… Сколько бы за это дело ни платили. Лучше уж в мусорщики пойти… Винегрет… Вот уж не скоро теперь Бондарович заставит себя съесть винегрет…

Александр, совершив над собой усилие, заговорил о цели своего визита:

— Мне нужны результаты вскрытия.

Полковник-анатом посмотрел на Бондаровича с некоторым подозрением:

— Результаты экспертизы были вручены службе безопасности Президента еще в четыре часа утра. У нас на плечах сидели и не остывал телефон… Я, видите ли, провел за этой работой всю ночь и даже не знаю, когда смогу отдохнуть… — врач смотрел, как черно-зеленая желчь вытекает из разрезанного желчного пузыря. — А какое отношение вы имеете к этому расследованию?

В ход пошла справка, предусмотрительно полученная Бондаровичем прошлой ночью:

— Вот официальное свидетельство о том, что я вхожу в объединенную следственную группу по расследованию убийства Виктора Смоленцева.

Справку пришлось держать перед лицом врача в развернутом виде, так как руки его были измазаны в крови.

Вид растекающейся желчи мог смутить кого угодно.

Александр чувствовал себя не лучшим образом, однако старался держаться. И держался молодцом — несмотря на некоторую бледность. У него даже не дрожали руки…

Справка произвела должное впечатление:

— Пойдемте в мой кабинет, там нет этого запаха и потеплее, — патологоанатом уже снимал резиновые перчатки. — Сергей, заверши с этим телом сам и сообщи мне, когда закончишь, а я подойду попозже, посмотрю.