Андрей Воронин - Банда возвращается

Голос майора был хриплый:

— Давай машину! Быстро!..

Лейтенант метнулся за руль.

Когда Морозов подкатил ко двору, оттуда, придерживая за сцепленные за спиной руки, майор с Толиком Медведевым уже гнали трусцой коротко стриженного мужчину лет сорока пяти. Одеться ему толком не дали. Из-под расстегнутой куртки виднелся спортивный костюм, торчал край несвежей майки. На ногах — незашнурованные кроссовки.

— Порядок, — сказал Банда, заталкивая задержанного вслед за Толиком на заднее сидение. — Без шума и пыли. Можно сказать, тепленького достали…

Лейтенант оглянулся на двор:

— А остальные?

— Разберутся сами. Гони в Лефортово, — Александр Бондарович махнул рукой.

Машина набрала скорость.

Настроение лейтенанта Морозова быстро поднялось.

И было от чего!.. Вот так — «без шума и пыли» — задержали одного из видных авторитетов «солнцевской» группировки. Нечего было, значит, и волноваться…

Бандит еще как будто не пришел в себя. Волосы были всклокочены, глазки бегали, как у загнанного зверька.

— Вы обязаны дать мне возможность позвонить моему адвокату, — подал он голос.

— Сначала я с тобой в камере поговорю, Могилев, а потом будешь думать, с кем тебе созваниваться, — отозвался Бондарович с переднего сиденья. — И сиди спокойно, не ерзай, Могилев! Считай, отбегался…

Преступник презрительно скривил губы:

— Я для тебя — Могилевчук Вячеслав Павлович. Посмотрим, что вы мне сможете предъявить, ретивые…

— А все твое и предъявим. Чужого не пришьем.

— Вот вы-то как раз и пришьете — мастера, — оскалился Могилевчук. — А не пришьете, то выпустите через день и принесете официальные извинения за беспричинное задержание. Или я арестован? — он вопросительно посмотрел в глаза Бондаровичу.

— Все узнаешь в свое время.

— Так я все-таки арестован или задержан? — авторитет перешел на официально-вежливый тон. — Ваша обязанность довести это до моего сведения. Сейчас ведь не коммунистические времена, когда всюду царил беспредел. Теперь каждый права имеет, не надо даже качать.

— Задержан, — хмыкнул Бондарович. — Но тебе это должно быть все равно.

— Мне не все равно, и вам не все равно, — Могилевчук стрельнул в Александра хитрыми глазами. — Завтра же в прокуратуре будет лежать жалоба о том, как вы вломились в квартиру без предъявления ордера, как накинулись, хотя вам не оказывали никакого сопротивления…

— Значит, тепленькими взяли? — перебивая бандита, весело спросил лейтенант.

— Из постельки, — опять хмыкнул Бондарович и оглянулся на задержанного. — Этот контингент любит поспать, — и пошутил:

— Даже жалко будить было.

–..не предъявили никакого обвинения, вообще слова не сказали, повалили, прижали лицом к полу, заковали в наручники. Не дали ни собраться, ни одеться, ни шнурков завязать, — продолжал перечислять Сева Могилев, как его называла «братва». — Налицо нарушение уголовно-процессуального кодекса… Вы думаете, вам это сойдет?

— Зачем тебе шнурки? — удивился Медведев. — Порядка не знаешь? Будто только родился, ей-Богу!.. Сейчас в Лефортово у тебя их все равно заберут…

Сева Могилев огрызнулся:

— Как заберут, так и отдадут…

— Послушай, Могилевчук, — Бондаровичу надоело пустое препирательство, — помолчи, лишнее треплешь.

Ты же знаешь, что я просто так не брал бы тебя. Заметь, я даже на обыск не остался, — времени жалко, поскольку там ничего интересного не будет. Пара «волын», в крайнем случае; а их твои шестерки все равно на себя возьмут. Ведь так? — он насмешливо смотрел на преступника. — И еще ты прекрасно знаешь, что никакой адвокат тебе не поможет; по чрезвычайному Указу Президента я могу тебя держать до тридцати суток ПО ПОДОЗРЕНИЮ, — Бондарович сделал упор на этих словах, — БЕЗ ПРЕДЪЯВЛЕНИЯ ОБВИНЕНИЯ. Поэтому ты и меняешь — на всякий случай — квартиры и гостиницы, чтобы тебя труднее было найти. Но тактика твоя стара, как мир. Мы тебя взяли и уж за тридцать суток как-нибудь раскрутим, не сомневайся.

Сева Могилев сплюнул себе под ноги:

— Понты ментовские!

Бондарович укоризненно покачал головой:

— Лучше заткнись и подумай, где мог проколоться и что у меня на тебя есть…

— А ни хрена нет у тебя. И думать нечего — головушку мучить.

В подъезде к этому времени наконец стихла музыка.

Женщина с бигуди из соседней квартиры и ее муж мялись в коридоре; их пригласили на обыск в качестве понятых. В этой роли им, вероятно, приходилось выступать впервые. Оно и понятно: не каждый день из соседней квартиры «берут» бандитского авторитета.

Двое задержанных по очереди освобождались от наручников и одевались, после того как была по сантиметру прощупана их одежда.

Старший лейтенант Захаров вызвал из отдела двоих специалистов для проведения детального обыска квартиры.

— Николай, — отдал он распоряжение, — дожидайся наших, а мы повезем этих красавцев на отдых. Вряд ли здесь еще что-то обнаружится.

В двухкомнатной квартире практически ничего из мебели не было, кроме необходимого холостяцкого минимума и дорогой видеодвойки. Было понятно, что Могилевчук остановился здесь только на ночь, по случаю.

На столике в полиэтиленовых пакетиках с бирками лежали: два пистолета — «Макаров» и здоровенный крупнокалиберный «магнум», запасные обоймы, патроны россыпью, еще какая-то мелочь.

Старший лейтенант Захаров зарокотал баском:

— Товарищи понятые, подпишите протокол об изъятии оружия. Вам придется задержаться здесь до приезда группы специалистов и на время обыска.

Мужчина и женщина, не читая протокола, поставили свои подписи.

— Почему не прочитали? — спросил Захаров.

— Да мы же слышали, как вы диктовали… — ответил мужчина. — Только время терять.

— Хорошо, — старший лейтенант Захаров посмотрел их подписи. — Позвоните, если надо, на работу, предупредите, вам выпишут потом справки на этот день.

— Какие справки, какая работа, — вздохнул мужчина. — Вокруг сплошная безработица… — он огляделся. — Можем мы сесть посидеть?

— Конечно, устраивайтесь, — разрешил старший лейтенант. — Можете, пока ждете, даже включить телевизор… По пятому каналу скоро сериал.

С этими словами он покинул квартиру.

Сев за руль, Захаров чертыхнулся: сыпала мелкая морось, а «дворников» на его «девятке» уже не было.

Москва, Москва…

Виктория Макарова, 4 пополудни, 23 марта 1996 года, Кремль.

Стройная молодая женщина твердым шагом от бедра шла долгим коридором в святая святых большой политики, — где не бывает туристов и сторонних наблюдателей.

Дежурные не задерживали Викторию и не проверяли ее допуск в эту часть здания. За несколько лет ее хорошо запомнили в лицо. Впрочем, приветственных кивков тоже не было — это не принято в коридорах власти. Фальшивые дружеские объятия и радушные фразы между даже смертельными врагами — удел политиков. Обслуга и охрана должны вести себя неприметно, человеческие отношения могут проявляться у них только после смены, далеко от начальственных глаз. Но и это не очень-то приветствуется: похоже, высокое руководство хотело бы видеть вокруг себя абсолютно надежных роботов. Так спокойнее.