Андрей Левин - Желтый дракон Цзяо [другая редакция]

Он взял с журнального столика пепельницу и поставил на тахту. Потом взглянул на Патрика, словно взвешивая что-то.

— Видите ли, — нерешительно начал он, — все это имеет отношение, если можно так выразиться, к китайскому вопросу. И я не хотел бы, чтобы вы принимали мои слова на свой счет… Но раз вы желаете знать все о Шаари…

— Пусть это вас не волнует, — сказал Патрик, — я считаю себя прежде всего сингапурцем. К тому же вы уже затронули, как вы говорите, «китайский вопрос».

— Тогда я буду говорить напрямик. Начну издалека. Вам, наверное, известно, что Пекин в последнее время резко активизировал свою деятельность среди зарубежных китайцев. Он и раньше пытался использовать хуацяо в своих интересах, а сейчас это стало особенно заметно. Пекинские лидеры постоянно взывают к патриотическим чувствам хуацяо [22] Так пекинское руководство именует этнических китайцев, проживающих вне территории КНР. , видят в них важную силу, которую необходимо использовать в своих интересах…

— Я много слышал об этом, — перебил собеседника Патрик, — но не думаю, что все нужно принимать так серьезно.

— О, вы ошибаетесь! — горячо возразил Исмаил. — Это очень серьезно. Китайцам внушают мысль об их превосходстве над другими народами, постоянно проповедуется тезис о национальном, культурном и историческом родстве всех китайцев. А когда людям все время твердят об их расовом превосходстве, это уже опасно. Вспомните, к чему привела подобная пропаганда в Германии в сороковых годах. Какие бедствия принес людям фашизм! Я лично считаю, что у нас в Азии он просто поменял коричневый цвет на желтый. Китайцев в Юго-Восточной Азии около тринадцати миллионов человек, а то и побольше. И Пекин постоянно ориентирует их на захват ключевых позиций в политике, в экономике.

— Может быть, вы и правы, — сказал Патрик, — но какое отношение все это имеет к Латиффу?

— Самое непосредственное. Шаари всегда считал, что в Сингапуре происходит формирование самостоятельной сингапурской нации, что Сингапур — это не второй и не третий Китай, а суверенное государство. Проще говоря, он резко выступал против оппозиционной группировки. Вам, очевидно, известны взгляды ее деятелей: крайний экстремизм, бойкот парламента, попытки создать политический и экономический хаос в стране. Так вот, Шаари был всегда уверен, что оппозиция действует по указке из Пекина. Собственно говоря, это ни для кого не было секретом, но Шаари пытался добиться запрещения ее деятельности, потому что она наносит ущерб интересам страны. Более того, он пытался доказать, что эта группировка имеет прямое отношение к подпольной подрывной деятельности, которую ведет Пекин в Сингапуре. У него были свои люди, которые помогали ему собирать такую информацию. Он, например, одним из первых раздобыл в шестьдесят шестом году сведения о том, что в Пекине была создана организация, которая до сих пор руководит маоистским подпольем здесь и на территории Малайзии. Тогда же он передал в газеты информацию о том, что в одном из гонконгских банков существует счет на сумму в 140 миллионов малайских долларов для финансирования подрывных действий. Шаари даже ухитрился достать где-то документы об этом подполье с очень интересными выкладками. Там были инструкции для людей, которые приезжали из Китая, чтобы участвовать в антиправительственных демонстрациях, указания по нелегальному распространению здесь маоистской литературы, инструкции по переброске в Пекин активистов подполья для учебы. Помните скандал в 1971 году, когда арестовали четырех руководителей «Наньян шанбао»?

— Смутно, — признался Патрик, — мы ведь не занимаемся политическими делами.

— Некто Хао — очень крупный бизнесмен — получил в Гонконге от пекинской разведки три миллиона долларов на организацию газеты «Истерн сан», чтобы создать «крышу» для нелегальной антиправительственной деятельности, а издатели «Наньян шанбао» взяли на работу приехавших из Китая специалистов по разжиганию расовых конфликтов. Те рьяно взялись за дело, и газетой была вынуждена заняться полиция. По этому поводу в «Стрейте тайме» тоже была большая статья, и опять же материал частично предоставил Шаари. В общем, причин для того, чтобы у Шаари появились смертельные враги, было больше чем достаточно.

— А до первого покушения его не пытались убрать? — спросил Патрик.

— Нет. Шаари действовал всегда очень осторожно. Статьи писал под псевдонимом. И вообще, он старался не выступать открыто против оппозиции до тех пор, пока его положение не упрочилось. В последнее время он стал менее осторожен, и в результате на него сразу же было совершено покушение.

Из кухни раздалось шипение.

— Кофе! — воскликнул Исмаил и выскочил из комнаты.

Через несколько минут он вернулся и виновато развел руками.

— Придется еще немного подождать.

— Ничего, — улыбнулся Патрик.

Исмаил снова сел в кресло.

— Ив самом Национальном конгрессе профсоюзов многие не разделяли взглядов Шаари, — продолжал он, — но я всегда считал и считаю, что Шаари был прав, когда говорил, что Китай — это угроза нашей самостоятельности. Недаром Мао еще в конце пятидесятых годов заявлял, что он хочет заполучить Юго-Восточную Азию. Когда об этом писали сингапурские газеты, то многие не приняли его слова всерьез. А зря. Даже сейчас, после смерти Мао, у нас есть все основания опасаться Пекина.

— Скажите, господин Исмаил, а с какой целью Латифф ездил в Бангкок?

— В Бангкок? — переспросил журналист. — Шаари собрался туда неожиданно, отложил все дела. Когда я спросил его о цели поездки, он сначала ушел от ответа, но затем сказал, что должен окончательно разоблачить какого-то человека.

— Он назвал имя?

Исмаил покачал головой.

— Нет. Сказал только, что этот человек когда-то поддерживал связь с Тан Каки.

— А кто такой Тан Каки?

— Это старая история. По моему, сейчас он уже умер, но точно не знаю. В тридцатые годы Тан Каки был одним из богатейших каучуковых магнатов в Малайзии. Говорили, что его состояние оценивалось чуть ли не в пятьдесят миллионов долларов. Перед второй мировой войной он разорился и бежал в Китай, спасаясь от кредиторов. Потом его векселя выкупил какой-то миллионер, его друг, и Тан Каки снова вернулся в Малайзию, затем переехал в Сингапур. Но каким-то образом он уже был связан с Мао Цзэдуном. Потом Тан Каки снова уехал в Китай, перевел туда крупные деньги. Он стал оказывать Мао финансовую помощь, а после революции сорок девятого года под именем Чэнь Цзягэна стал представлять в парламенте китайцев, проживающих за границей. Мао ведь всегда считал, что Пекин властен распоряжаться судьбами китайских эмигрантов. Поскольку у Тан Каки остались здесь и в Малайзии друзья, родственники, Пекин решил использовать его связи.