Андрей Воронин - Муму. Гладиатор

— Слушай, а че эти шефы с нами не поехали? — задал вопрос Штырь. — Вроде дело суперважное, а мы — ребята как бы совсем левые.

— А хер их знает, — сплюнул Витек. — Нам-то какая разница? Сделали дело, по Европам прошвырнулись да еще и бабла скосили немерено. А дельце-то непыльное и без риска. Пусть нас почаще для такого нанимают, а?

В этот момент на шоссе показались огни фар. Какая-то машина мчалась в их сторону на огромной скорости.

— Оба-на, ребя, а это джип какой-то! — воскликнул кто-то из друзей.

Огни фар тут же показались и с другой стороны.

— Братва, давай к машине, быстро! — приказал Витек.

Спустя мгновение раздался резкий свист тормозов. Джип остановился напротив. Окна «бусика» тут же рассыпались вдребезги от автоматной очереди.

— Ребя, доставай волыны, — кричал Витек. — Давай их… о-о-о…

Он рухнул на мокрый асфальт и тут же затих. Но остальные уже успели подготовиться к бою.

— Мочи этих сук! — завопил Штырь, щелкая затвором. И тут же спрятался под сиденье.

Гарик Бомбила в их бригаде слыл молчуном и тормозом. Он привык ни на что и никогда не реагировать словесно. Зато действовал всегда наверняка.

Пока остальные братки заняли глухую оборону, он смело вышел из «бусика» с лимонкой в правой руке. Спустя секунду Бомбила корчился от боли на асфальте — в него попало сразу несколько пуль. Но вражеский джип пылал синим пламенем.

— Братуха, Бомбила, ты их сделал! — вскрикнул Штырь, выскакивая из машины на мокрый песок.

Выстрел из гранатомета разнес его на куски. Второй джип медленно приближался по той полосе, на которой стоял «бусик».

— Так, Артемина не мочить! — приказал Пациент. — Он, сука, быстрой смертью не умрет.

— А остальных? — спросил Леха Колесо.

— Остальных — валим!

Пятеро бойцов вышли из джипа. Несмотря на ночное время, картина битвы освещалась, как на съемочной площадке. Особенно благодаря горящей машине.

Кто-то попытался выбраться из изрешеченного пулями «фольксвагена». Прицельные выстрелы быстро поставили точку в этих стремлениях.

— Так, бойцы, валим всех и забираем груз! — снова приказал Пациент.

Он первым ринулся в открытую дверь «бусика». И тут же получил пулю в живот. Впрочем, судьба остальных участников битвы была ничуть не лучше. Спустя пару секунд в объятом пламенем джипе взорвался бензобак. В живых не остался никто. «Бусик» отбросило на обочину и свалило на бок. Огонь перекинулся и на него. И когда он уже был готов вот-вот взлететь на воздух, рядом вдруг со свистом притормозила полуспортивная «хонда». Дорогин открыл багажник «фольксвагена», без жалости вышвырнул оттуда сплюснутые коробки конфет, матрешки с Путиным и прочий мусор и наконец добрался до самого дна.

То, что его интересовало, сохранилось в целости. Муму положил плоский предмет в железном футляре на заднее сиденье своей машины и тут же надавил на газ.

Проехав на бешеной скорости километров пятьдесят и лишь чудом не столкнувшись с милицейским кортежем, который на всех парах мчался на место битвы, он наконец свернул на тихую проселочную дорогу. Вышел, огляделся.

Ровное поле пшеницы. Вдалеке — темные силуэты хат какой-то безымянной белорусской деревни. Где-то журчит ручеек. И тишина.

«Самое лучшее место для знакомства с шедевром Рублева в оригинале», — решил Муму.

Он вытащил из машины футляр и стал его открывать, подсвечивая себе «шахтерским» фонариком. Его охватил трепет: величайшее произведение духовной культуры человечества лежало теперь в его руках — руках простого смертного.

Замки открывались легко, в них даже не было никакого секрета. И вскоре все преграды между земным человеком и бессмертным шедевром были преодолены.

Сунув руку в футляр, Дорогин вытащил оттуда кусок картона с надписью: «Дорогой Пациент, привет от А.!»

Больше ничего там не было.

Сегодня Ярославское шоссе — это типичная крупная автострада со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это место шумное и временами опасное. Шестьсот лет назад здесь тоже проходила дорога. За все это время ее трассировка практически не изменилась. Правда, в те времена путники перемещались не на иномарках, а на скрипучих телегах, застревавших своими деревянными колесами в каждой ямке или выбоине. Самые богатые могли позволить себе ехать верхом на красавце скакуне. Самые бедные путешествовали исключительно пешком.

Почти шесть столетий назад в один погожий майский денек по Ярославскому тракту (а в те времена его называли Троицким) шел немолодой уже человек в грязном монашеском подряснике. Правой рукой он перебирал четки, непрестанно повторяя Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Брат Андрей знал, что эта простая и на первый взгляд нехитрая молитва содержит все основы христианской веры. Она позволяет сосредоточить все внимание на Боге и не тратить его на то, что внимания на самом деле недостойно.

В последнее время на душе у Андрея было неспокойно. Да и где уж тут успокоишься, когда каждый день видишь, как стенают Божьи твари?

Его душа была буквально отравлена жестокостью, царившей вокруг. И ладно бы только басурманы, не щадившие ни женщин, ни детей. Так еще и свои, единоверцы православные. Братоненавистники, душегубы, убийцы — все эти евангельские эпитеты имели самое прямое отношение ко многим князьям и боярам. Даже и в Святую Церковь уже прокрался этот блудный дух мира сего.

Андрей не мог все это принять покорно, как Господь Иисус Христос безропотно принял свой крест. И в голове инока порой появлялись те мысли, которые его духовный отец всегда требовал искоренять, как ядовитое растение.

И только молитва спасала от этой сумятицы. Поэтому брат Андрей старался молиться как можно больше.

Когда день уже близился к закату, на горизонте наконец показались знакомые места. Это был Троицкий монастырь, основанный великим подвижником Сергием Радонежским.

Брат Андрей остановился на пригорке и вгляделся в даль. Он надеялся увидеть очертания деревянных церквей и колоколен. Но увы, это не получилось, сколько бы он ни напрягал зрения.

В его сердце зародилась какая-то неясная тревога.

Троицкий монастырь был для Андрея родным домом. Или даже больше чем домом. Здесь он жил долгое время, здесь принял монашеский постриг. И когда он был вдалеке, ему часто снились эти места. Неровный частокол ограды, колокольня, построенная руками самих монахов, уже немного покосившиеся домики-кельи.

Каждый уголок казался ему знакомым и близким. Здесь царила какая-то особая атмосфера, которой Андрею очень не хватало среди белокаменного великолепия больших и суетных городов.

Но только Андрей приблизился к монастырю настолько, чтобы можно было тщательно его разглядеть, как сразу понял, что сны не соответствуют яви. Той обители, которая была ему родной, больше не существовало.