Андрей Воронин - Инструктор. Пока горит звезда

Впервые за долгое время у Забродова выдалась свободная минутка, когда он мог вздохнуть полной грудью и почувствовать себя обычным гражданином без прошлого разведчика, которое тянулось за ним шлейфом. Сегодня его не должны были беспокоить ни полковник Сорокин, ни генерал Федоров, но на всякий случай, чтобы начитаться вволю, Забродов решительным движением руки отключил все телефоны, в том числе и мобильный.

«Хрен с вами, — подумал он. — Вечно сидишь тут на связи. Все звонят и звонят. Я вам не мама, поэтому, пожалуйста, разбирайтесь со своими проблемами самостоятельно. Перебьетесь как-нибудь и без меня. Между прочим, у меня тоже есть личное время».

Выстроив систему самооправданий, Забродов заварил себе кофе, подготовил целую корзину печенья и, переместившись с подносом в зал, уселся в любимое кресло и вооружился очередной исторической книгой, прочтение которой откладывал вот уже несколько месяцев. Теперь настал заветный час, и от предвкушения у Забродова дрожали руки.

Он успел прочитать всего две страницы, как раздалась трель дверного звонка. От неожиданности он плеснул кофе на страницу.

— Твою мать! Опять кто-то приперся! — зло выругался Илларион, всплеснув руками.

Он поставил поднос на пол рядом с креслом и пошел к двери, прикидывая, кто это мог заявиться к нему без предупреждения.

«Если это Сорокин, то я сделаю ему харакири, — думал Забродов, пока шел к двери. — Такую книжку испортил… Я потратил на нее уйму денег, еще не успел прочитать, а уже пролил кофе».

Но все предположения Иллариона не оправдались, потому что, открыв дверь, он увидел на пороге Короткова.

— Телефон посеяли? — яростно сверкнул глазами Коротков и без приглашения зашел в квартиру Забродова.

Илларион уставился на Короткова, словно у того появился на лбу третий глаз.

— Я связался со своим знакомым из прокуратуры, — бодро отрапортовал Коротков. — Пора вытащить на свет архив с компроматом и разобраться с этой гадюкой раз и навсегда.

— Мне нужен Орбели в тюрьме, а не так, что он отсидит тридцать дней в изоляторе по какому-нибудь дешевому обвинению, а потом выйдет оттуда безнаказанным и в глазах общественности будет выглядеть жертвой репрессий.

— Все, — Коротков взмахнул рукой в перчатке. — Неофициальное расследование окончено. Надо со всем этим завязывать. У меня не так много времени, чтобы я мог посвящать его этому выродку. На носу президентские выборы, и мне придется решать массу других, более важных проблем.

Забродов прищурился.

— А что насчет агента ФСБ Борынца?

Коротков мельком взглянул на поднос с остывающим кофе.

— Он сам виноват. Никто не заставлял его работать на Орбели.

— Вся информация проходила через Ашота. Борынец с Орбели виделся один-единственный раз. У них не было никакого общения.

— Его шантажировали, потому что он нарушил закон. Если придется пожертвовать Борынцом, чтобы арестовать Орбели, пусть будет так.

— Как умно! Вы готовы пожертвовать всеми на свете, только бы выиграть президентские выборы. Вам, наверно, неизвестно, что для всей грязной работы Орбели использовал Ашота. Если я сумею поймать его с поличным, то уговорю Орбели сдаться и дать показания против Ашота, чтобы отмазаться от срока.

— Забродов, со всем разберется ФСБ. Ваша помощь больше не требуется. Показное геройство никому не нужно.

— У меня все козыри на руках! Я единственный человек, который сможет поймать Орбели за руку!

— У вас был шанс, но вы его упустили, — веско сказал Коротков, властным тоном голоса давая понять, что окончательное решение уже принято и обсуждению не подлежит, тем более с таким простым смертным.

— Мне нужен еще один день. Если у меня ничего не получится, мы вместе пойдем в прокуратуру к вашему знакомому. Один день! Понимаете?

Коротков замялся и, помолчав несколько минут, неохотно процедил, словно делал Забродову величайшее одолжение:

— Ладно, у вас есть тридцать шесть часов. После чего я передам архив вне зависимости от того, поймаете вы Ашота или нет.

Коротков, гордо подняв подбородок, словно модель на неделе моды в Милане, вышел из квартиры, оставив Иллариона в тревожных раздумьях.

Забродов ходил по комнате, словно растревоженный лев по клетке в зоопарке, и, забывшись, по чистой случайности опрокинул ногой кружку с кофе. Кофе лужей растекся по паркету.

«Я потеряю средство воздействия на Багирова после того, как он узнает, что архив вне игры. Багиров не дурак и поймет, что его просто водили за нос, а потом кинули, как сопливого пацана. И нетрудно догадаться, что он поймет, кто подстроил ему такую падлу, — думал Илларион, вернувшись в объятия кожаного кресла. — Я должен что-то придумать, чтобы подстраховаться и избавиться от ненужных проблем».

Забродов включил мобильный телефон и, недолго думая, набрал Багирова. Других вариантов, кроме отчаянного блефа, не просматривалось. Перспектива лежать с пробитой башкой в собственной кровати Иллариону не улыбалась.

— Здравствуй, Эдисон. У меня для тебя есть информация. Владелец архива готов скинуть его по хорошей цене.

— Сколько?

— Двести тысяч долларов — и он твой.

— Я хочу, чтобы эти падлы ответили за тот косяк, который случился на стрелке. Меня чуть не отправили на тот свет.

— Забудь об этом, Эдисон. Хватит крови. Если ты начнешь мстить, то спровоцируешь войну и крупные разборки.

— Мне параллельно. Эти скоты должны ответить за свой гнилой базар.

Забродов хотел отговорить Багирова от мести, но тот оборвал вызов.

«Упрямый, как баран, — подумал Илларион. — Правду говорят, что если задел азербайджанца, то на тормозах он это дело не спустит. Для них честь и достоинство не пустой звук. Можешь не уважать, но видимость уважения создавать придется».

Наскоро пообедав наспех сваренным супом из куриного бульона, двух картофелин и лука и закусив это дело бутербродами с вареной колбасой, Забродов побрился, надел свою лучшую рубашку, свежие джинсы и вышел во двор.

На улице было сыро. Зябко поводя плечами, Илларион вставил в рот сигарету и, укрыв огонек зажигалки ладонью, закурил. У него давненько завелась традиция перед каким-либо ответственным мероприятием покурить на дорожку и привести таким образом свои мысли в порядок.

«Бьюик» Забродова припорошило свежим снегом, и он любовно убрал снег щеткой. Со стороны казалось, что автолюбитель обхаживает свою любимую машину, а когда закончит с работой, то уберется в теплую квартиру, где будет пить пиво и смотреть телевизор. По крайней мере, вид у Иллариона был достаточно умиротворенный, чтобы кто-нибудь мог догадаться, какие тревожные размышления оккупировали его сознание. Он уже и сам порядком запутался в той игре, которую вел на несколько фронтов. Он чувствовал себя хуже двурушника, который подмахивает и в ту, и в другую сторону.