Сергей Власов - Кремлевский детектив. Красная площадь

— Но кто-то же рискнул, — напомнил чиновник. — Для кого-то эти два миллиона показались достаточно лакомой приманкой… Я слышал, у вас в последнее время наметились некоторые финансовые проблемы?

Скороход нахмурился. У него действительно были проблемы, но не с финансами вообще, а с неучтенными наличными, которые в основной своей массе по нехитрой, но весьма остроумной схеме регулярно перекочевывали из карманов Павла Григорьевича в бездонные карманы хозяев сидевшего напротив него функционера. Страстный и весьма сведущий в искусстве коллекционер, Скороход полтора месяца назад купил несколько дорогих картин — несомненно, подлинных, но с довольно сомнительным происхождением. Платить пришлось наличными, и притом дорого — не столько за сами картины, сколько за молчание посредников и услуги искусствоведов, которые в течение нескольких недель упорно трудились, создавая прочную, документально подтвержденную легенду, согласно которой происхождение приобретенных Скороходом полотен было легальным, как дыхание, а факт их приобретения выглядел чуть ли не гражданским подвигом во имя сохранения сокровищ российской живописи. Авторы полотен, принадлежавшие к хорошо известной в России перед началом Первой мировой войны группе художников, сейчас переживали посмертный взлет популярности, так что покупка обошлась Скороходу в кругленькую сумму. Вчерашняя двухмиллионная выплата (которую он избегал вслух называть взяткой даже наедине с собой) почти дочиста опустошила его кассу. Она гарантировала ему полный покой в течение месяца, а за месяц империя Скорохода автоматически покрыла бы наметившийся дефицит наличных средств.

Теперь же два миллиона долларов исчезли в неизвестном направлении, а необходимость срочно внести упомянутую сумму, увы, никуда не делась. Наличных у Павла Григорьевича в данный момент не было, где их взять, он не представлял да и особого желания сию же секунду бросаться на поиски денег не испытывал. Было у него подозрение, что с этим налетом что-то нечисто. В конце концов, чем плохо вместо двух миллионов в одночасье заграбастать четыре? Зная время выплаты и маршрут, по которому будут двигаться курьеры, ничего не стоит организовать засаду, захватить груз, а после, страшно вращая вытаращенными глазами, с возмущением и угрозой вопрошать: «Где мои деньги?!»

Потом до него дошло, на что намекает собеседник, и Скороход нахмурился еще сильнее.

— На что это вы намекаете, молодой человек? — спросил он, впервые за все время разговора позволив себе не сдержать раздражения, которое вызывал у него этот хлыщ. — Не хотите ли вы сказать, что я сам себя ограбил?

— Обычно я говорю только то, что хочу сказать, — невозмутимо возразил чинуша, которого гнев собеседника оставил равнодушным. — А сказал я всего лишь, что у вас, по слухам, возникли финансовые проблемы.

— Теперь — да, возникли, — тяжело усмехнулся Павел Григорьевич. — Но мои проблемы касаются только меня…

— Именно это, — с легким намеком на насмешку процитировал его же слова чиновник, — я и хотел сказать. И главная ваша проблема заключается в необходимости внести причитающуюся с вас сумму строго в установленный срок. Который, замечу, — добавил он после коротенькой паузы, — истек сегодня, в ноль часов ноль-ноль минут. Может быть, это и не ваша вина, но зато уж точно — ваша проблема. Так как вы намерены ее решать?

— Я заплачу, как только у меня появятся свободные деньги, — сквозь зубы пообещал Павел Григорьевич. — Но вы-то должны знать, что все они в деле и просто так, разом, выдернуть из оборота такую сумму я не в состоянии. Я заплачу…

— С процентами, — уточнил чиновник.

— Ну а как же, — с горечью покивал Скороход. — Это уж как водится… У братвы это называется «поставить на счетчик».

— Деловой подход к решению проблем — вот как это называется у нормальных людей, — не остался в долгу собеседник.

— Найду эту сволочь — наизнанку выверну, — с неожиданно прорвавшейся яростью пообещал Скороход.

Чиновник быстро выставил перед собой ладонь, как бы отгораживаясь от исходившей от Павла Григорьевича агрессии.

— А вот этого не будет, — твердо заявил он. — Во-первых, нам не нужны бандитские разборки в центре Москвы. А во-вторых, кое-кто опасается, как бы проводимое вами расследование не превратилось в простое заметание следов.

— Да что вы говорите?! — уже не скрывая сарказма, воскликнул Скороход. — Признаюсь вам, как на духу: я, со своей стороны, испытываю те же опасения.

Чиновник подумал, вздохнул и снял очки. Глаза у него оказались усталые, розовые от бессонницы, а веки — тяжелые, набрякшие. Без очков он разом постарел на десять лет и перестал выглядеть надутой шестеркой.

— Хорошо, — сказал он. — Вы ищите по своим каналам, а мы станем искать по своим, идет? В конце концов, ограбили и вас и нас, да так ловко, что нам, видимо, до конца не удастся избавиться от взаимных подозрений. Поэтому в наших общих интересах найти вора как можно скорее. Что же до всего остального… Ну, вы же сами понимаете: дружба дружбой, а табачок врозь.

— Да, это я понимаю, — вяло согласился Скороход. — А помните дело Гдляна — Иванова? — неожиданно для себя спросил он. — Когда по телевизору сказали, что они изъяли у подозреваемых на миллион рублей ценностей, я за голову схватился: это как же — целый миллион?! Я тогда был твердо уверен, что заработать такую сумму абсолютно невозможно, а украсть — нереально. А это был всего-навсего миллион рублей…

— Советских рублей, — напомнил чиновник. — По тогдашнему курсу…

— Официальному, — перебил его Скороход.

— Ну да, — согласился чиновник. — Что ж, времена меняются…

— Непонятно только, в лучшую ли сторону.

Чиновник пожал прямыми плечами.

— В лучшую или в худшую, нам выбирать не приходится. Как говорится, какие времена, такие и песни.

Они расстались почти друзьями — по крайней мере, с виду. Неизвестно, о чем думал, уезжая на черном «мерседесе» с синим проблесковым маячком, снова нацепивший очки и помолодевший чиновник, а в голове у Скорохода, когда он садился на заднее сиденье своего «майбаха», отчетливо и быстро, совсем как в салоне старого такси, стрекотал работающий счетчик.

Генерал Потапчук осторожно, по-стариковски, опустился в глубокое, модных очертаний кресло, с неодобрительным видом пощупал яркую обивку, поискал, куда бы пристроить свой портфель, и, не найдя достойного места для такой драгоценности, положил его на колени. Только после этого он поднял взгляд на Клима, который в продолжение всей этой томительной процедуры гадал, какого дьявола Федору Филипповичу, пребывающему в очень неплохой для своего возраста форме, понадобилось так старательно изображать старческую немощь.