Андрей Троицкий - Москва Икс

Затем Черных перешел к делу, показал оперативникам план корабля, точно такой же они видели в Москве и в самолете, во время перелета в Росток. Действовать надо скрытно, в вечернее и ночное время. Сейчас на часах около шестнадцати вечера, первые сумерки, начнутся, когда будет темно, через два часа. Связь через коротковолновые рации, которые есть у каждого бойца, все инструкции оперативники уже получили, но повторенье — мать ученья. Тут Черных попросил капитана и старпома удалиться на время, поскольку речь пойдет о вещах сугубо специфических, — их позовут чуть позже.

Кныш и Свиридов вышли, потоптались в коридоре, завернув в капитанскую каюту, сели на диван, стали ждать. На столе дребезжал стакан с железной ложечкой, волнение моря усиливалось.

— Я и не знал, что у тебя тут, на судне, целая подпольная организация, — с раздражением сказал Кныш. — Несколько стукачей, активистов. Господи… Вот скажи, чего эти деятели могут сообщить полезного для органов, для твоего КГБ? Ну, что может знать рядовой матрос? Что я, капитан, во время стоянки заперся в каюте с буфетчицей? Об этом они стучат?

— Активисты сообщают о разговорах среди членов экипажа, слухах. Кто что купил за границей. Откуда взял валюту. И вообще, Юрий Николаевич, давайте оставим эту демагогию. Так надо, не я это все придумал. И точка. Вот сейчас, если бы не мой человек, мы бы перевезли за границу трех убийц. А они сбежали бы в Роттердаме или Лондоне. Но Кудрявцев дал сигнал. И я тут же отправил телеграмму куда надо. А там будто ждали моего донесения. И раскрыли преступников.

— И теперь ты на орден рассчитываешь?

Свиридов не сказал, на что он рассчитывает, только тяжело вздохнул. На этом беседа иссякла, ожидание затягивалось, старпом, съедаемый нетерпением, отправился на разведку, но неожиданно его каюта оказалась пустой. И майор Черных, и его молодой помощник Соколик куда-то пропали, обманули, просто забыли о существовании капитана и старпома. Вот же сволочи… Но Свиридов прогнал обиду, сейчас не до сантиментов и мелочности, он вернулся назад и посоветовал капитану по возможности сидеть в каюте, а лучше — встать на капитанский мостик, чтобы его можно было легко найти, а старпом присоединится к чекистам, поможет им ориентироваться на судне.

Бегать по кораблю в поисках чекистов не пришлось, в дверь постучал Черных и, обращаясь к старпому, попросил, чтобы его проводили в радиорубку, по громкой связи нужно сделать важное объявление.

Сурен убирал каюту третьего помощника капитана, моложавого мужчины по имени Иван Антонович Корнелюк, когда по громкой связи передали, что судно не будет заходить в Роттердам, значит, — большие неприятности все-таки не обошли стороной. Сурен протер письменный стол и покосился на хозяина каюты, Корнелюк, одетый в тренировочный костюм, лежал на кровати и мучился с похмелья. Боль брала начало в спине, отдавалась в шее и перемещалась в голову, сильная качка переполняла чашу страданий, вызывая тошноту. Он уже выпил три таблетки аспирина, но слабость и боль не исчезли. Корнелюк хотел чем-то отвлечься, сосредоточиться на музыке, которую транслировали из радиорубки, — это были лирические песни Муслима Магомаева, — но от них тошнило еще сильнее.

После долгих раздумий Корнелюк решил, — очевидно, придется применить дедовский способ, накатить сто пятьдесят водочки, но делать это в присутствии уборщика, нового человека в команде, — нежелательно, Сурен, как птичка, разнесет сплетню на хвосте. Большой беды нет, ну, выпил и выпил, однако в эпоху горбачевской трезвости, когда людей из партии выгоняют за глоток спиртного, — лишние разговоры ни к чему. И что за тип этот уборщик, — еще неизвестно. Корнелюк дожидался, когда Сурен уйдет, но тот все копался, все ни с места. Господи, как же голова болит, и еще этот проклятый шторм…

— Ты скоро? — спросил Корнелюк.

— Уже заканчиваю. Только раковину помою…

Сурен зашел в ванную комнату, закрыл дверь, перочинным ножом обрезал двойную капроновую веревку, на которой держалась шторка из клеенки. Веревка потерлась, но все еще прочная. Он взял электробритву, намотал на руку и вырвал из нее электрокабель. Бритву бросил на пол, опустил крышку унитаза, сел на нее и стал дожидаться, когда появится хозяин каюты. Корнелюк громко повторил, что раковину мыть не надо, уборщик свободен, может идти, но, кажется, никто его не услышал.

Корнелюк слез с кровати, медленно двинул к ванной, распахнул дверь. Пластиковой занавески на месте почему-то не оказалось, бритва, сломанная, разбитая, валялась на полу. Уборщик встал с унитаза и ударил его открытой ладонью по лицу, вывернул руку и борцовским приемом уложил на пол, лицом вниз, заткнул рот тряпкой, куском электрического кабеля связал руки за спиной. Стянул капроновой веревкой щиколотки ног, на другом конце сделал скользящую петлю. Еще минута, и Корнелюк, связанный ласточкой, лежал вдоль ванной комнаты. Если распрямить ноги, петля затянется на шее, если языком вытолкнуть изо рта тряпку и закричать, — никто не услышит. Он жалел, что за всю жизнь не выучил ни одной молитвы, сейчас, на пороге смерти, ее можно было бы прочесть.

— Просто лежи, — сказал Сурен. — Может, жив останешься.

Он вышел в коридор, вкатил в каюту тележку с моющими средствами, тряпками и ведром, погасил свет и запер дверь изнутри. Качка не кончалась, Сурен присел на пол у двери, привалился спиной к переборке, песня Магомаева оборвалась на середине, какой-то мужчина с незнакомым голосом покашлял в микрофон и сказал:

— Внимание всем членам команды. Необходимо прослушать это сообщение и выполнить приказы, которые в нем содержатся. Повторяю… На «Академике Виноградове» находятся особо опасные преступники, объявленные во всесоюзный розыск. Для их нейтрализации на судно прибыли оперативные сотрудники Госбезопасности СССР. Внимание… Всем матросам и мотористам, а также командному составу. Внимание… Каждый должен находиться только в своей каюте и не покидать ее вплоть до дальнейших приказов. Выходить из кают, заходить в другие помещения, двигаться по коридорам — строго запрещено. Приказ начинает действовать через пять минут. Повторяю… У вас есть пять минут, чтобы вернуться в каюты. По истечении этого времени по лицам, находящимся в коридорах, столовой и кают компании, будет открыт огонь без предупреждения…

Стали слышны шаги с другой стороны двери, тихие голоса. Какой-то человек, топая тяжелыми башмаками, пробежал мимо. Сурен приоткрыл дверь, она, как и все двери, открывалась внутрь, выглянул, — коридор пустой. На этом уровне каюты кое-кого из начальства, — третьего и четвертого помощника капитана и старшего моториста.

Шаги, с лестницы спустились двое, оба в мокрых плащах до колен, один из мужчин вооружен автоматом Калашникова, укороченным, с раскладным прикладом. Другой мужчина, кажется, был без оружия. Пришлось закрыть дверь, люди прошли мимо, они двигались осторожно, без разговоров. Наверху кто-то громко закричал, крик повторился, еще громче, потом смолк. Стал слышен скрип переборок, тихий рокот из машинного отделения, множество звуков, негромких, которые трудно отделить друг от друга, они наслаиваются, сливаясь в монотонный гул.