Андрей Троицкий - Москва Икс

Он видел пространство палубы, отделяющее его от надстройки, всего два десятка метров или около того, — надо преодолеть это ничтожное расстояние. Он уйдет, конечно, уйдет, спасется, но сначала пришьет Кольцова, лежавшего на дороге, этот тип может помешать. Опер выпустил трос, за который держался, вынул пистолет, но почувствовал, как нос судна поднимается, волна окатила сверху, опрокинула, понесла за собой, поволокла по палубе, оглушила. Через пару секунд он увидел совсем близко, на расстоянии протянутой руки, физиономию Кольцова, разбитую в кровь, с заплывшим глазом.

Можно стрелять, но пистолет куда-то делся. Опер выставил вперед руки, вцепился в волосы Кольцова, добрался до шеи, сжал пальцы. Получил кулаком в лицо, но не оторвал рук.

Черных видел все или почти все, что происходило внизу. Видел, как, раздавленный бочкой, погиб лейтенант Соколик, молодой спортивный парень, которому жить да жить, — ведь они были почти друзьями. Пришла мысль: надо действовать, он и так задержался, сначала помешал приступ тошноты и головокружение, но сейчас он оклемался, значит, — самое время. Черных поднял с пола карабин, выскочил с капитанского мостика на открытый балкон. В лицо дул ветер, за минуту Черных промок до нитки, оптику карабина залило водой, теперь стало трудно точно прицелиться и снять Кольцова одним выстрелом.

Открылась дверь на капитанский мостик, высунулся Кныш и заорал не своим голосом:

— Ты что же делаешь, сукин сын. Там же горючка. Ты нас отправишь на корм рыбам.

— Пошел на хрен, трус, — проорал Черных. — Еще слово, — и сам отправишься туда. На корм рыбам. Мать твою…

Кныш пропал, дверь захлопнулась. Казалось, судно еще раз клюнет носом, и неведомая сила вытряхнет Черных с этой высоты прямо в открытое море. Чтобы сохранить равновесие, он присел на корточки и решил, что при такой качке на открытом пространстве, трудно, почти невозможно точно выстрелить, одно хорошо, — дистанция небольшая, авось, не промажет. Он передернул затвор, поймал в прицельную сетку фигуру Кольцова, нажал на спусковой крючок. Пуля ударила сосем не туда, продырявила одну из бочек. Надо осторожнее, иначе эта дрянь и вправду загорится. Черных выстрелил еще дважды, но промазал.

Он вернулся на капитанский мостик, увидел физиономию капитана, багровую, перекошенную от злобы и ярости. Черных, размахнувшись, саданул прикладом по квадратному иллюминатору. Снова ударил, сильнее, — толстое стекло пошло трещинами, нет, прикладом его не возьмешь.

Капитан бросился к Черных, повис у него на руке.

— Хватит… Ты что творишь?

— Заткнись, сволочь, — Черных взял высокую ноту и чуть не сорвал голос. — Еще слово — и все… Хана тебе… Ты только на одно способен, — девок портить. А когда опасность, — в кусты.

Черных с силой оттолкнул капитана, судно качнуло, Кныш упал на пол. Черных выпустил в иллюминатор три пули, ударил прикладом, отколол кусок стекла. Через оптический прицел с четырехкратным увеличением он видел, что борьба оперативника и Кольцова уже закончилась. Опер лежал лицом вверх в центре мазутного пятна, раскинув по сторонам руки. Нахлынувшая волна подхватила тело, подняла и унесла в темноту. Кольцов, приходя в себя, сидел у борта, держась за леер. Сейчас он встанет, сделает несколько шагов и пропадет из зоны видимости.

Черных стал медленно сгибать указательный палец, — цель легкая, неподвижная, главное не дергаться, — сейчас он не промажет. Еще секунда… Сзади налетел Кныш, схватил под руки, стал оттаскивать в сторону, выдыхая в лицо коньячные пары. Черных развернулся, с силой ударил капитана прикладом в грудь. Кныш, падая, выхватил пистолет, дважды выстрелил, не целясь. Первая пуля попала в иллюминатор, вторая ударила Черных в правый бок, он вскинул карабин и пустил капитану две пули в грудь. Матрос, бросился вон с капитанского мостика, он хотел выскочить на балкон, оттуда на внешнюю лестницу.

— Стой, — заорал Черных не своим голосом. — Стоять…

Но матрос уже распахнул дверь, вырвался наружу и пропал в темноте. Черных бросил карабин, опустился на пол, сел, привалившись спиной к стойке пульта управления. Преодолевая слабость и головокружение, вытащил пистолет, снял его с предохранителя. Из коридорчика, который вел в радиорубку, появился человек в засаленных джинсах, рубашке навыпуск и шерстяной жилетке, — это радист, услышав выстрелы, пришел на капитанский мостик. Он поправил очки на носу и долго смотрел на капитана, лежавшего на полу. Рука Кныша еще сжимала пистолет, китель был расстегнут, на светлой рубашке расплылись кровавые пятна.

— Эй, подойди сюда, — крикнул Черных радисту. — Встать помоги…

Радист перевел взгляд на чекиста, наконец сообразил, что тут произошло всего пару минут назад. Он попятился к распахнутой двери на внешнюю лестницу, повернулся, хотел бежать. Плохо соображая, что делает, Черных выстрелил ему в спину, точно между лопаток.

Снова навалилась слабость. Черных сидел и ждал, когда она пройдет. Как глупо все получается… Ему не нужна командировка в Америку, ему не нужны деньги, он принципиальный, неподкупный… Он не деляга, не карьерист, он был готов совершить подвиг во имя Родины, вступить в бескомпромиссный поединок с опасными преступниками, изменниками, предателями, — и победить их. Сейчас ему казалось, что всю сознательную жизнь он готовил себя к подвигу, долго шел к нему, но вместо подвига получил пулю от старого дуралея, к тому же пьяного.

Черных вытащил коротковолновую рацию, несколько раз повторил свой позывной, но в ответ услышал какие-то шорохи, треск помех. Сейчас жизнь в его собственных руках, тут дожидаться нечего, на мостик вряд ли кто поднимется, до него никому нет дела, команда напугана. Пока не потеряно много крови, пока не подступила боль, надо спуститься вниз, найти судового врача, наверняка это какой-нибудь коновал, который умеет только градусники ставить или клизму. Пулю он вряд ли сможет вытащить, но пусть хоть остановит кровотечение, перевяжет.

Он запустил ладонь под свитер, рана большая, но, кажется, пуля вышла, ранение сквозное, — слава Богу. В этом месте нет жизненно важных органов, правда, от этого лишь немного легче. Пуля вырвала кусок плоти, свитер быстро пропитался кровью, если не остановить ее, можно запросто умереть.

Нужно спуститься на два уровня, — это всего два лестничных пролета, а там в конце коридора каюта врача. Черных поднялся, но не смог устоять, на четвереньках выполз из рубки на внутреннюю лестницу, стал медленно спускаться на третий уровень, где каюта врача. Лестница была ярко освещена, ступеньки не очень крутые, а шторм, кажется, немного ослаб, — он доберется. В середине первого пролета судно сильно качнуло, Черных потерял равновесие и полетел вниз, приложившись плечом и грудью, кажется, лишился чувств, но быстро пришел в себя, полежал на полу, собираясь с силами, почувствовал, что свитер с правой стороны пропитался кровью весь, до последней нитки, и штаны в крови, и, кажется, в башмаке тоже кровь.