Сергей Кутергин - Отсчет пошел

— И ты тоже… («…Сообразительный, — докончила про себя Ира. — И активный. Далеко пойдешь, если не сядешь…»)

— Ну ладно, ты извини, что я тебя беспокою. Мне вправду очень приятно с тобой познакомиться. Можно я тебе в Москве позвоню?

— Мы же только-только оттуда вылетели… Слушай, закрой дверь, чтоб остальные не пялились!

— Понял… Извини… С той стороны закрыть?

— Да не смотри ты как побитая собака! С этой, с этой…

«А что? И сама расслаблюсь перед делом, и парню удовольствие доставлю… У него жизнь скучная — пусть хоть встряхнется, чтобы было что внукам рассказывать… Хорошо, что у меня юбка на пуговицах — за минуту пришью… Мальчик, бедненький, да ты сам-то представляешь, что с тобой в Чечне сделают! Еще не это… Хотя какой он «бедненький» — он мужик, в конце концов, хозяин жизни, это сейчас их растят, как комнатные кактусы: когда им хорошо, то колются, а чуть плохо — тут же вянут… Руки не потные — это хорошо. Терпеть не могу мужиков с потными руками. Сволочи они… А этот — ничего, из него, глядишь, толк выйдет. Интересно, а целоваться его кто учил? Он что, пишет так же, как целуется? Если да — в Москве подарю ему букварь…»

— Ты красивая… И замечательная… — шептал Павел, отрываясь от ее губ и обдавая уши жарким дыханием. Его широкая, но изящная левая рука с длинными пальцами неумело возилась с застежкой ее лифчика, в то время как правая гладила ее по спине с заходом в трусы.

«Чему тебя только мама с папой учили! — ворчала про себя терпеливая Ира. — Что ты там с лифчиком возишься! Это мастурбировать можно одной рукой. Или в затылке чесать. А все остальное нужно делать двумя\»

— В чем дело, милый? Что-нибудь не так? — произнесла она вслух.

С лифчиком парень кое-как справился, и теперь на Ире из одежды оставалась только нитка бус из кизиловых косточек. Чтобы скрыть загорелые плечи, высокую пышную грудь с выпуклыми коричневыми сосками, стройную талию и широкие бедра, этого было явно недостаточно. Оторвавшись от ее губ, Павел осыпал поцелуями шею и плечи, тщательно, сантиметр за сантиметром исследовал губами ее грудь, втягивая в рот соски и щекоча их языком. Все это и забавляло Иру, и как-то приятно расслабляло, и возбуждало физически, заставляя остро чувствовать каждое, даже безобидное, прикосновение… Павел тем временем опускал лицо все ниже, оставляя влажные следы на пупке, на животе, на бедрах… Наконец он нашел то, что искал — холмистый треугольник между ног, весь в нежных рыжих волосах, — и обхватил его губами, как младенец соску… Его язык щекотал клитор Иры, и какое-то новое, пьянящее чувство беззаботности и одновременно безумия всего происходящего охватило ее.

«Что я делаю? Я — агент, меня тренировали четыре года, я лечу на задание, которое сама толком не знаю, да и никто не знает, и это — самое важное дело за всю мою жизнь, и наверняка от него зависят еще чьи-то жизни, и мне придется убивать, а может быть, и умирать самой… И вместо того чтобы готовиться, просчитывать варианты, вслушиваться в разговоры, я отдаюсь в уборной самолета парню, которого знаю от силы пятнадцать минут! Нельзя, нельзя — но мне так хорошо… И он такой милый, влюбленный по уши — точно, сейчас и из ушей хлестать начнет… И мне с ним хорошо так, как не было никогда и ни с кем! А, черт с ним, на самом деле, один раз живем, и пропади все пропадом!» Ира откинулась на спину и вдруг забилась и вскрикнула…

Когда первый момент экстаза прошел, а сияющий Павел с трудом оторвал свои губы от ее промежности, внешний мир, мир звуков и красок, вдруг разом нахлынул на Иру. Из салона слышались свист и аплодисменты… «Что ж это я раньше вроде как оглохла? А, понимаю — это они замолкли и сидели не шелохнувшись, как приклеенные… Еще бы — мы им тут за бесплатно такой спектакль устроили! Надеюсь, они ничего не видели, хотя там и звуков хватало… И ведь это еще так… прелюдия. Первый акт. В прямом и переносном смысле…» Но вместо того чтобы приступить к основной программе, парень почему-то замешкался. Хотя готовность его была, так сказать, налицо.

— Что-то не в порядке? — участливо спросила Ира. Румянец на щеках Павла стал еще гуще.

— Ты понимаешь… Нет, на самом деле ты — лучшая в мире, мечта любого мужчины… Только… ну, в общем, у меня раньше еще никогда этого не было, ты меня прости, я не очень знаю, что делать дальше, — совсем уж невнятно пробормотал Павел.

— Как это? Тебе сколько лет?

— Ну двадцать…

— И что, до двадцати лет дожил и ни разу этого не было?

— Да вот, не сложилось…

— Странно… Ты вроде и симпатичный…

— Ну вот, а девушкам не нравился…

— Ничего. Все у тебя получится. Ты умный. И хороший. Хор-роший… — промурлыкала довольная Ира. — Неудобно тебе? В первый раз — и в такой позе, в таком месте… Хуже, чем в «Запорожце» на заднем сиденье…

— А ты что, и там пробовала?

— И там пробовала.

— И как… получалось?

— Х-ха!

Павел выразительно промолчал. В его взгляде засветились не только желание и щенячья влюбленность, но и неподдельное уважение.

— Ладно. Сиди так, я сама все сделаю…

— Ой… Осторожнее… У меня там… это называется уздечка короткая…

— Так обрезание бы сделал…

— Да что я, еврей, что ли… Тем более у меня под это дело откос идет… Мне хирург в военкомате отсрочку дал — мол, пойди сейчас сделай, чтоб потом не мешало…

— Правильно сказал. Лучше сейчас пожертвовать частью, чтоб потом не оторвали все… Ладно, я аккуратно. Так хорошо?

— Нормально. Только тесно очень…

— Ничего, так и должно быть. Теперь начинай двигаться взад-вперед…

— Вот так?

— Примерно…

— И что дальше?

— Жди, пока не сработает…

— А долго еще?

— А ты что, куда-нибудь торопишься? Не боись, высадку не пропустим. А если и пропустим, так ты потом сто раз Господу Богу за это спасибо скажешь. Чего тебя, лишние десять минут напрягают, что ли?

Да половина мужиков на свете миллионы бы отдали и по десять лет жизни ради того, чтобы каждый раз хоть по десять минут выдерживать.

— Ну, то десять минут. А мы тут с тобой уже полчаса.

— Вот видишь? Да если по Москве слух пронесется, что ты полчаса без перерыва можешь, к тебе в очередь записываться будут. На полгода вперед. И девицы такие будут — закачаешься! Меня-то ты забудешь к тому времени, я стану старая и сморщенная. Да ты не отвлекайся, продолжай… Ой, я, кажется, опять дохожу… Давай быстрее…

— Так нормально?

— Нормально… Ой, как нормально… Еще давай, еще чуточку… нормальнее… о-ой… мамочка!

Не выдержав последнего аккорда, лампочка в клозете разлетелась вдребезги. Наступил обычно столь необходимый влюбленным полумрак.

— Молодец… Теперь давай я сяду сверху…

— Хорошо тебе… А у меня никак не получается… Не ложится…