Сергей Кутергин - Отсчет пошел

— Ничего. В первый раз такое бывает. Лучше так, чем если не встает. Ладно, давай я помогу…

Они поменялись местами: теперь Павел сидел, а Ира стояла перед ним на коленях. На вкус его член был не очень, но Ира вспомнила, откуда только что его извлекла, и усмехнулась про себя: мол, сама виновата… На сей раз пришел его черед стонать и дергаться. Наконец его рука, погрузившаяся в пышную шевелюру Иры и поначалу просто поглаживавшая ее голову, вцепилась в ее волосы мертвой хваткой — и в ту же секунду тугая струя вырвалась из его члена, выстрелила в горло Иры, заставив ее закашляться. Подняв глаза, она увидела его лицо — глупо-счастливое, будто бы профессор расхвалил его реферат при всем курсе…

— Ты, наверное, теперь будешь думать, что я плохая? — спросила она.

— Нет… Ты самая лучшая… И спасибо тебе… Ты всегда будешь для меня самой главной…

— Все вы так… Через два дня ты будешь хвастаться перед каждым встречным… А через неделю забудешь…

— Нет, что ты! Я… это… всегда…

— Ладно, «всегда»! Штаны не забудь, а то через пятнадцать минут посадка. Готов? Выходим.

…В салоне повисла уважительная пауза. Мужская часть журналистской бригады проводила Павла откровенно завистливыми взглядами… Кто-то за их спиной прошипел:

— Интересно, а он догадается на прощание хотя бы в щечку ее чмокнуть?

Впрочем, на такого рода реплики можно было уже не оборачиваться. Ира присела на угол скамейки, погрузившись в блаженную полудрему. Тем более что самолет на посадку явно не торопился. Сидевшая рядом с ней девица мечтательно пропела:

— А вот я тоже…

С момента их выхода это была первая громко сказанная фраза. Журналисты обернулись на девицу с удивлением и даже гневом, как на рэпера в церкви.

Кстати сказать, девица вполне заслуживала того, чтобы на нее обернуться. Высокого роста, она была сложена, пожалуй, даже чуть лучше, чем Ира. Портила ее разве что некоторая напряженность во взгляде, свойственная неврастеникам, да общая поношенность облика, вроде как у куртки «секонд хэнд». Впрочем, репутация девицы портила ее гораздо больше: только что вышла ее книга «Шлюха из Белого дома», в которой были подробно описаны романы с различными депутатами, боевиками, уголовниками и даже рассказывалось, как она танцевала голой на столе во время обеда в честь встречи президентов стран Содружества. Естественно, посвящалась книга «ее любимому мужу»…

— А вот я тоже в Чечню тра-ахаться еду, — ничуть не смутившись всеобщим вниманием, протянула она. — Там та-акие ребя-а-та… В окопах… Я уже третий раз туда тра-ахаться езжу. Интере-есно… Они все гря-аз-ные, небритые, а я та-акая кра-асивая…

— А что, в Москве не с кем? — ответил ей еще более манерный голос. Обладатель его впервые открыл рот за время полета. Выглядел он так, что Ен с Соном уставились на него в четыре глаза.

— Да ну-у, в Москве-е… Ску-учные они… Не по-нима-ают… Тра-ахнут, а потом морды воро-отят, будто незнако-омы… Даже му-уж, — продолжала девица, но Ен смотрел уже не на него, а на Сона. Тот, в свою очередь, продолжал разглядывать собеседника девицы и бормотал про себя:

— Так, джинсики клеш… волосики длинные… глаза подведены… весь какой-то вихлястый… вроде парень… нет, морда грубая… грудей нет… башмаки армейские…

Девка, что ли?.. Раз журналист, значит, наверное, музыкальный… черт бы их побрал, этих пидоров…

Вообще-то Сон был очень неразговорчив, но привычка «думать вслух» у него наблюдалась. Уже несколько лет Гриценко пытался отучить его от этого, но время от времени Сон срывался и начинал бормотать снова. «Надо будет проследить за ним, — заметил про себя Ен. — Иначе он навредит всем нам. И не только нам».

Самолет уже сел, мягко коснувшись колесами земли. Дверь открылась, и все почувствовали удушливость атмосферы салона… Тем временем манерный опять подал голос:

— Мальчики, а чего это у вас в самолете так говном пахнет?

— Да самолет старый, — процедил сквозь зубы летчик, — говно вроде тебя давно не отскребали…

Пора было выходить.

Из автобиографического отчета Ирины Гриценко, архив группы «Д», код 268045-И

Я не совсем понимаю, зачем это нужно. Сомневаюсь, что кому-то могут показаться интересными излияния души восемнадцатилетней девицы. Но поскольку приказы надо выполнять, я сижу как дура перед этим черным «жучком» с крутящейся внутри пленкой и раскрываю свои секреты.

Меня зовут Ирина Гриценко, лет мне пока восемнадцать, пол от рождения был женским, но от постоянных тренировок и «специальной программы обучения» — читай ежедневной муштры — я уже стала об этом забывать. Впрочем, это не совсем так — мои напарники никогда не дадут мне об этом забыть. Эти два идиота не забывают мне напоминать, что я женщина, каждый раз, когда я делаю какую-нибудь ошибку (к счастью, я их делаю не так много, но все равно обидно). В такие минуты я ненавижу все мужское население этой планеты.

Что касается моих напарников. Мне сложно представить, что мы когда-нибудь будем работать вместе — уж больно мы разные люди. К тому же их отношение ко мне меня просто бесит. Но я перехожу на личности, что, конечно, очень по-женски, но совсем недостойно суперагента, которым я готовлюсь стать.

Кстати, недавно у меня появилась очень правдоподобная версия, почему мой горячо любимый Дед все-таки решил взять меня в Школу. Конечно, я его настойчиво упрашивала, слов нет, да еще и не родился тот мужчина, который бы мог мне отказать, но… Скорее всего дело все-таки в другом. А именно в том, что у нашего Деда есть свой пунктик. Он как воспитанник советской школы контрразведки полагает, что страшнее женщины на военной базе может быть только одно — «детская болезнь голубизны». И дабы его воспитанники не одичали от отсутствия женского пола за четыре года обучения и не начали бы друг на друга бросаться, он согласен терпеть даже мое присутствие. В результате я опять оказываюсь крайней: эти двое оттачивают на мне свое казарменное остроумие (и тайно при этом вожделеют — я же не слепая), а я схожу с ума от отсутствия нормальных ребят. Впрочем, вру: после такой тренировки по боевым искусствам, которая была сегодня, любая мысль об иных отношениях, кроме высокодуховных, кажется мне кощунственной. Ну ничего, отлежусь. А вообще мне иногда хочется сбежать с этой базы и пуститься во все тяжкие. Все-таки выключать молодых здоровых людей на восемь лет из жизни — это со стороны Деда жестоко.

Какие крамольные мысли я высказываю! Но все равно от меня никто в этом заведении не услышит ни одного слова жалобы, не будь я Ирина Гриценко. Сама же напросилась, никто меня сюда не тащил.

В глубине души я прекрасно понимаю, что мое место — здесь. Потому что в обычной жизни мне было бы просто нечего делать. Я же всегда была на две головы выше своих сверстниц (ну не на две, так на одну уж точно). И что бы я сейчас делала? Маялась бы от безделья в университете? Вышла бы замуж и нарожала кучу детей? Как глупо…