Виктор Степанычев - Терминатор из глубинки

Оставалось совсем немногое: ввести в курс дела Надежду и доставить ее с дочкой домой. Доктор взмолился о пощаде, жалостно залепетав о сверхнеотложных – на грани жизни и смерти – личных проблемах. Самсон, задумчиво почесав затылок, сообщил, что он еще в субботу пообещал Настене поход в зоопарк. Мао, отдавая последний долг своему недолгому начальствованию, махнул рукой:

– Валяйте, бездельники! – и вместе с Вадимом отправился за Надеждой.

Через сорок минут, достойно прорвавшись на вертком «Киа-Спортидже» Мао через пробки на дорогах, они добрались до улицы с гордым названием Краснобогатырская и хитрой отдельской «хаты», где отсиживались мать с дочерью.

Настороженные глаза, в тревожном ожидании переходящие с Вадима на Мао, и синева вкруг век выдавали волнение женщины. Сергей и ободряюще улыбнулся ей, и успокоил:

– Все прошло, все позади. Никто вас больше не потревожит: ни шантажисты, ни бывший муж. Проблема решена. Собирайтесь, мы отвезем вас домой.

– Вадим?! – словно не веря услышанному, обратилась к нему Надежда. – Это правда?

– Совершенная правда, Надя, – подтвердил он и устало поклялся: – И ничего, кроме правды!

Глаза женщины полыхнули радостью, и она бросилась в комнату, откуда неслись донельзя знакомые слова песенки о голубом вагоне.

– Иришка, выключай телевизор, поехали домой.

– Мама, можно я досмотрю мультик – осталось чуть-чуть?

– Ты его уже раз пятнадцать смотрела. Собирайся, нас ждут.

– Мама, ну разреши...

– Ирина! Я сказала! – сурово-предупредительным выстрелом прозвучал голос Надежды.

– Хорошо, мама, – обреченно согласилась девочка.

Вадим удрученно покачал головой:

– Строгие, однако, порядки в этой ячейке общества. Шаг вправо, влево...

– Нормальные порядки, – с одобрением констатировал Сергей и затем злодейски ухмыльнулся: – Чувствую, не одну Ирину скоро будут вести прямой дорогой к счастливой жизни.

– Ты на что намекаешь? – вскинулся Вадим.

– Да это я так, о нашем, бабьем, – радостно загоготал Мао и в притворном испуге прикрылся локтем. – Все, молчу, молчу!

Надежда жила неподалеку. В машине они только обменялись общими фразами, да и прощание у парадного получилось скомканным и сухим.

– Ну, счастливо... – пожал плечами Вадим, не находя слов.

Надежда удивленно взглянула на него, но через секунду в ее глазах мелькнула веселая искра.

– И тебе счастливо и спасибо вам за все, – и уже у двери, повернувшись к нему, бросила: – Я позвоню...

Это «позвоню» буквально въелось в его подкорку. Он принимал ванну, брился, шел в магазин за продуктами, готовил себе обед, а в голове вопросительно, утвердительно, восторженно, упаднически, оскорбительно и утешительно звучало навязчивым фоном это идиотское слово: «Позвоню?.. Позвоню!.. Позвоню...»

И, что удивительно, телефон не единожды заставлял его хватать трубку, прерывая требовательно-призывные трели звонка. Аппарат в квартире был более предметом интерьера, чем рабочим устройством. Даже когда Вадим жил в Москве в перерывах между командировками, звонки были крайней редкостью и, как правило, чаще служебными, чем личными. А тут не успел объявиться в родном гнездышке – и пошел трезвон, да еще когда ждешь... В последнем Вадим, правда, никак не желал признаваться, однако дело обстояло именно так.

Первый разговор состоялся с Верой, его сестрой-тетей. Она тщательно выругала его за то, что он не сообщил, как добрался из Всеволжска. Мол, дядя Иван и тетя беспокоятся, а он уехал, как в воду канул, хотя обещал дать о себе знать. Все примерно так и обстояло, и ему пришлось извиняться перед Веруськой.

Второй звонок раздался часов около пяти.

Самсон, вот уж с кем давно не виделись, сурово осведомился:

– Ты помнишь насчет субботы?

– Какой субботы? – насторожился Вадим.

– Так и знал, что все уже забыл, склеротик! У Настены день рождения! – возмущенно проревел Самсон. – Ничего не планируй. В одиннадцать часов, как штык, должен быть у меня на даче. Понял?

– Так точно, герр оберштурмбаннфюрер, – энергично крикнул в ответ Вадим. – Яволь! Будет исполнено наилучшим образом!

– Со своими приезжай... – неожиданно уточнил Самсон.

– С какими своими? – встал в ступор Вадим.

– А то сам не знаешь. Хватит придуриваться! Дебила из себя не корчи, – буркнул Толя и бросил трубку.

Бесцеремонный намек Самсона, продолжающий инсинуации Мао, окончательно расстроил Вадима, хотя обижаться надо было, а он упорно не желал в этом признаваться, на самого себя. «Ну, счастливо...» – и только. Не нашлось у него других, более умных и нежных слов при прощании. Вел себя, словно сопливый мальчик-гимназист на первом свидании, ушами по щекам хлопал. Да и Надежда тоже хороша: «Позвоню...» Ну так звони! А ты страдай, юный Вертер!

Вадим отчаянно пошарил глазами по комнате и остановил взгляд на секретере. Решительно открыв его, достал початую пузатую бутылку «Арарата», хрустальный бокальчик и щедро плеснул в него коньяк. Поднес к губам, сделал большой глоток. Пахучая обжигающая жидкость мягко обволокла пищевод, и через секунду он почувствовал тепло, разливающееся по телу. «Кофе! – решительно выдал команду мозг в полном согласии с желудком. – Хочу кофе!»

Вспоминая, есть в его закромах зерна или придется бодяжить растворимый, Вадим направил стопы на кухню. В это время телефон проснулся в очередной раз.

«Кого там еще прорвало?» – скрывая сладкое предчувствие, покривил душой перед самим собой Вадим. Он выдержал паузу и на третьем звонке снял трубку:

– Я слушаю вас.

На том конце молчали.

– Говорите, слушаю вас, – повторил он еще раз, но так и не дождался ответа. Пожав плечами, Вадим вернул трубку на рычаг и отправился назад в кухню. Пакетик с зернами все же нашелся, однако застарелый их запах разочаровал его и в ход пошел растворимый кофе.

На третьей чашке кофе, четвертом бокале «Арарата» и как минимум седьмой «мальборине» под бездумное переключение каналов телевизора не только окончательно упало настроение, но и возникли серьезные проблемы со здоровьем. Как-то сразу чахоточно заложило грудь и появилось сильное желание прокашляться, да так, чтобы взахлеб и до рвоты; нудно заныла сломанная еще в девяносто первом на берегу Нигера ключица, о которой он уже давно забыл, а уж сердечко защемило так, что из-под отяжелевших век едва не вывернулись слезы. А главное, себя стало жалко, как ту Марусю из песни, что отравилась. И тогда он понял, что начинает нарезаться.

«Ленин умер, Сталин умер, и мне что-то неможется...» – с тревогой констатировал Вадим и решительно отодвинул бокал. Он зашел в ванную и подставил голову под струю холодной воды. Минут через семь настроение и здоровье начали потихоньку возвращаться. Вадим сразу повеселел и, напевая всплывшую в памяти песенку о голубом вагоне, которую так любила Ирина, закончил водные процедуры и начал энергично вытирать голову полотенцем. Завершить этот процесс ему помешал звонок – на этот раз уже не телефонный, а тот, что над входной дверью.