Алексей Суконкин - Небесный щит. Часть 1. Спутник

Толя Ухта по навигатору вывел вертолет на просеку, и они прошли точно над «восьмеркой», по которой, было видно, ползали люди. Выполнив сложную посадку, Илья остановил двигатели, выбрался из кабины и направился к стоящему вертолету.

— Как успехи? — обратился он к старшему авиамеханику.

— Думаю, что в воздух он поднимется! — улыбнулся тот в ответ. — Спецы дырок в нем наделали, будь здоров, но они все пришлись по обшивке и основные приборы и агрегаты не задеты. Мы каждую лопасть осмотрели. Сигнализаторы состояния лонжеронов в норме. Можно лететь.

— Ясно.

Спустя полчаса хлопнули и завелись турбины, оба экипажа вместе с авиационными специалистами начали осматривать работоспособность всех механизмов и приборного оборудования. Сделали предварительный вывод, что машина может осуществить взлет. За штурвал раненого вертолета сел Илья. «Праваком» сел Толя, оставив второй экипаж в исправной машине.

— Ну что командир, с Богом?

— С Богом! — кивнул Илья и потянул ручку шаг-газ.

Вертолет послушно оторвался от земли и повис на полуметровой высоте. Попеременно утапливая педали, Илья оценил работоспособность органов управления, затем несколько раз мягко «кивнул» по крену и тангажу, и после выполнения этих маневров, аккуратно опустил вертолет на землю. Выключил двигатели. После того, как лопасти прекратили вращение, вертолет снова обступили со всех сторон авиатехники. Через открытые капоты они полезли осматривать состояние двигателей, редуктора и других агрегатов.

— Ладно, — старший техник махнул рукой, — можно лететь. Повреждений вроде бы нет. Как-нибудь с Божьей помощью дотянет.

Илья поднял вертолет над просекой и сразу перевел его в набор скорости и высоты. Второй Ми-8 неотступно следовал за ним на удалении полутора сотен метров.

— Пока все в норме, командир, — сказал Ухта, наблюдая за показаниями приборов. — Все работает как часики.

— Вот не надо под руку-то! — усмехнулся Илья.

Двигатели исправно работали, никаких отклонений в их работе летчики не замечали. Вскоре Илья прекратил набор высоты, и машина шла в горизонтальном полете. Жаров перевел дух — вертолет послушно летел вперед со скоростью около ста восьмидесяти километров в час на высоте немногим более пятисот метров над поверхностью земли.

— Ну, вроде пронесло… — удовлетворенно сказал он по внутренней связи, и Толя хмыкнул в ответ.

— Хорошо идете, — доложил по рации ведомый, которого обязали визуально следить за внешним видом ведущей машины, и докладывать о любых изменениях.

— Вот у меня как-то был случай, — начал говорить Илья, глядя вниз, на мелькающие верхушки деревьев… — вылетели мы с десантом на борту…

Но Жаров не успел договорить.

— Чёрт! — вырвалось у правого пилота голосом, который не предвещал ничего хорошего.

Первое, что почувствовал Илья, была горячая волна липкого ужаса, которая прошла от затылка до самых пяток. Он еще не понял, что именно произошло, как подсознание уже ощутило смертельную угрозу — еще бы! Они летели на вертолете, который после обстрела был осмотрен весьма поверхностно. Илья метнул взгляд на приборы, и с замиранием сердца увидел мигание табло «Стружка в масле» главного редуктора. Это означало, что в сложной системе зубчатых соединений редуктора в каком-то месте трущиеся поверхности начали зацепляться с превышением проектных усилий, и идет срезание металла — результат исключительно механического повреждения главного редуктора. Такое срезание через некоторое время обычно приводит к разрушению редуктора и потере управляемости вертолета со всеми вытекающими последствиями. Единственное объяснение в сложившейся ситуации — повреждение редуктора пулей при обстреле вертолета, которую не смогли обнаружить при проведении внешнего осмотра. И как самая маловероятная версия — случайность, которые так же часто бывают в авиации, как и вполне объяснимые ситуации…

Все это мелькнуло в голове Ильи в одно мгновение. По инструкции он должен был с предельной осторожностью вернуться на аэродром — но до него было еще лететь и лететь. Никаких лишних шумов в работе двигателей Илья не слышал, усиленной вибрации не ощущал, температура и давление масла не изменились. Это, конечно, хорошо, но все же сигнал на пустом месте не возникает. Жаров подумал сбросить устоявшуюся мощность двигателей, и уже было допустил слабую мысль о том, что аварии удастся избежать, как в ту же секунду вертолет резко дернуло вправо — так, что он чуть не выпустил из рук рукоять управления.

— Держи… курс… — непроизвольно вырвался крик обреченного на смерть человека.

Два живых человека, находящиеся в бездушной машине на высоте полкилометра, прекрасно осознавали, чем закончится развитие этой ситуации, и все же в полном сознании, с ясными головами, боролись за свою жизнь.

Педалями и ручкой управления Илья парировал рысканье вертолета, одновременно слыша сообщение речевого информатора и наблюдая загорание табло «чрезвычайный режим левого двигателя». Тут же начали падать обороты несущего винта и температура газов правого двигателя. Оставшийся в рабочем состоянии левый двигатель автоматически перешел в повышенный режим работы, обеспечивая возможность продолжения полета — уже весьма призрачную в данной ситуации…

— Отказ двигателя, стружка в редукторе, иду на вынужденную, — громко крикнул по связи Жаров.

Иллюзий в отношении еще пока работающего одного двигателя Илья уже не строил. Шестым чувством он понимал, что и левая турбина вот-вот замолкнет. По привычке он крикнул положенную в таких случаях фразу:

— Закрыть краны останова и пожарный правого…

Но исполнять эту команду должен был бортовой техник, которого на вертолете не было.

В следующий момент замолчал и левый двигатель. Приборы показали резкое снижение температуры газов обоих турбин — верный признак остановки моторов. Машина снова метнулась вправо, но Илья вернул ее в первоначальное положение. Пока вертолет еще шел, но скоро, если не предпринять соответствующих мер, начнется неуправляемое падение.

— Все… — вырвалось у Толи. — Конец нам…

— Поживем еще… — стиснув зубы, выдавил из себя Жаров.

Он уменьшил общий шаг несущего винта и приступил к торможению вертолета. Летчиков специально учат одной весьма полезной вещи — умению правильно распределять внимание на приборы в той, или иной ситуации. Скажем, при выполнении снижения важны показания одних приборов, при выполнении виража — других, при наборе высоты — третьих. Выполнение каких-то операций в полете всегда ограниченно по времени, и только рациональное использование драгоценных секунд порой может сохранить человеческие жизни. Вот и сейчас Илья, понимая, что от правильности и четкости его действий зависит жизнь двух человек, отрешившись от ужаса первых мгновений, действовал хладнокровно и точно.