Алексей Суконкин - Небесный щит. Часть 1. Спутник

— На земле! По нам! — невольно вырвалось у штурмана. — Боря, на два часа, удаление четыреста!

— Вижу, — отозвался Борис, мгновенно бросая машину в сторону от летящих трасс.

Вертолет, имеющий высокую скорость, легко уклонился от очереди с земли. Сомнения рассеялись мгновенно. Это был враг, который осознанно предпринял попытку нанести поражение вертолетам миротворческой миссии. Все стало ясно: можно бить эти три пикапа. На всякий случай Борис на ломанном английском скороговоркой выпалил:

— Three pickups shoot at me!

С земли ему ответили единственным словом:

— Fire!

Борис продублировал команду своему штурману-оператору и экипажу ведомого вертолета:

— Олег! Машины видишь? Три пикапа!

— Вижу.

— Делай как я! — бросил Борис фразу, которая очень многих пилотов боевых вертолетов спасла от преследования военной прокуратурой…

— Есть «делай как я»! — отозвался пилот ведомой машины.

Цель находилась за углом, превышающим возможности вертолета по «педальному» развороту, и поэтому, чтобы не снижать скорость, не повышая при этом вероятность собственного поражения, нужно было пролететь чуть дальше и выполнить разворот для боевого захода за пределами действия стрелкового оружия повстанцев. Никуда эти пикапы не уйдут. Куда тут можно было уйти? Сплошь открытые места. На разворот Денисову понадобилось полминуты. Развернувшись, он вогнал машину в боевой заход, задыхаясь от нахлынувшего азарта охотника — пикапы повстанцев оказались на одной линии. О такой цели вертолетчик может только мечтать. Всплыл в памяти Афганистан — такие же «тойоты» и «симурги» Боря полтора года «забивал» на просторах афганского Регистана. Тогда это была война с империализмом, а сейчас что? Честно говоря — плевать. Сейчас это в первую очередь враг, который хочет твоей смерти.

Ювелирно работая педалями курса и ручкой управления, Борис поймал в прицельную марку замыкающую машину, и с полной пролетарской ненавистью утопил гашетку.

Двуствольная пушка отозвалась оглушительными выстрелами, легким сизым дымом пороховых газов застилая на мгновение лобовое остекление кабины. Вертолет ритмично затрясло. Из казенника, кувыркаясь, полетели к земле горячие гильзы. Машину наклонило на нос — отдача у пушек была не малой, что сказывалось на изменении центровки. Но на это и рассчитывал Борис — при таком ракурсе стрельбы поправки нужно вносить только в вертикальной плоскости.

Машину повстанцев накрыло несколькими попаданиями, Борис зафиксировал разрывы, пикап вильнул в сторону, сшиб несколько кустов и остановился. В России Денисов носил звание «Заслуженный летчик-снайпер»… и было за что.

Оставаясь на прежнем курсе, и еще имея несколько секунд для работы по цели, Денисов чуть приподнял нос вертолета, возвращая линию прицеливания, и снова утопил гашетку. В какие-то несколько секунд и вторая машина повстанцев перестала представлять собой какую-либо опасность. Она была разворочена скорострельной вертолетной пушкой, несколько человек явно было ранено или даже убито.

Не долетая до машин метров триста, Борис вошел в левый боевой разворот, подставляя оставшемуся пикапу свой борт. Но эта ситуация была обманчива для повстанцев. Попасть в несущуюся на такой скорости машину довольно сложное дело — слабо обученные боевики наверняка не умели выводить необходимый для точной стрельбы угол упреждения, при условии, что ведомый вертолет был уже на боевом курсе.

Пока Денисов разворачивался, ведомый пустил длинную очередь по третьей машине.

— Работу закончил, — невозмутимо доложил по рации ведомый, выговаривая каждый слог.

Когда Денисов выполнил разворот и вновь зашел на цель, то увидел на земле три стоящих «кабанчиком» машины.

— Good work! — прокричали с земли пакистанцы на таком же ломанном английском.

Денисов посмотрел на датчик топлива — ему оставалось висеть в воздухе не более двадцати минут. Если их потом не сменят «Кобры», то эвакуационная группа может остаться без воздушного прикрытия. Хотя… после того, что сейчас наглядно продемонстрировала пара «крокодилов», должно надолго отбить охоту всем желающим приближаться к группе эвакуации…

Заместитель командира отдельного отряда специального назначения майор Дмитрий Лунин сидел в каптерке батальона, занял место за письменным столом, водрузив на него свои ноги. Неспешно попивая пиво, он руководил действиями прапорщика — начальника вещевой службы батальона. Начвещь носился перед майором от одной полки с вещами разведчиков, к другой. Сами вещи пересчитывались, на них проверялись бирки, комплектность, целостность. Результаты записывались в специальный лист, на котором уже было несколько крупных пивных пятен, и прапорщик бежал дальше.

— Смотри Зорин, если нет хотя бы одного горного комплекта, я тебя заставлю шить его своими руками! — разрывая руками сухую корюшку, пьяно говорил Лунин. — Знаю я, как ты «горки» на рынок носишь… сейчас-то мы все и установим!

Прапорщик носился перед майором не потому, что этого требовала субординация, а потому, что незадолго до этого Лунин прижал его к стенке и пару раз тяжело отвесил по почкам. Дима давно подозревал, что Зорин таскает «налево» имущество отряда, но все как-то руки не доходили заняться этим вопросом вплотную. А тут с утра кто-то испортил Лунину настроение, и майор, плюнув на всё, купил несколько бутылок пива и заявился в батальонную каптерку — с «внезапной проверкой».

Уволиться из вооруженных сил Дмитрий хотел давно. Служба перестала приносить ему удовольствие — ушли в прошлое лихие годы боевых побед, а осталась размеренная тыловая жизнь, которая его не вдохновляла. На гражданке Лунину предлагали много вариантов трудоустройства — от главы службы безопасности в банке, до личного телохранителя губернатора края. Но неповоротливая машина, именуемая «вооруженные силы», вот уже три года проворачивалась вхолостую. И Дима сидел на должности, не зная, чем себя занять. В Чечню он не ездил, считая, что настоящие боевики там уже перевелись. Но боевой подготовкой убывающих на Кавказ подразделений он занимался усердно. Только это его еще и спасало.

Комбриг пытался воздействовать как-то на него, но все было тщетно. Неисправимый хулиган, которого в бригаде все звали не иначе, как «поручик Ржевский», исправляться не хотел. Правда и отношение к нему было у большинства уважительным — такого количества боевых наград, сколько было у Лунина, не имел в бригаде никто. Даже сам генерал.

— Посчитал? — спросил Лунин, когда прапорщик наконец-то переложил крайний горный костюм.

— Сто пятьдесят…

— А сколько в отряде по штату значится личного состава?