Александр Тамоников - Лесная армия [litres]

Камень под рукой оказался очень кстати. Павел схватил его и треснул немца по лбу. Тот икнул, но продолжал шипеть. Майор бил еще и еще. Хрустнула лобная кость, кровь залила диверсанту лицо. Он застыл, выставив вперед скрюченные пальцы. Выпученные глаза стали обретать потусторонний блеск.

Павел отвалился, схватился за горло. Дышать было нечем, словно самого только что душили. Но – некогда давать слабину, он шумно выдохнул.

– Как он, майор? – подполз Серов.

– Спит как убитый… – только смешинки во рту не хватало, – кверху лапками…

– А ты молодец, майор… В вашем ведомстве все такие?

– Да, товарищ генерал, мы одни из немногих. Только убивают нас что-то часто…

Немцы дали передышку. Павел кинулся к истекшему кровью покойнику, прихватил его автомат МР‐40 с откидным прикладом, стал опустошать разгрузочный жилет. Выбрасывал запасные магазины для автомата, одну гранату с удлиненной рукояткой. Запихивал магазины за ремень, в брючные карманы, туда же рукояткой вверх втиснул гранату.

– Держите, – сунул он Серову восьмизарядный «Люгер-Парабеллум», – может, сгодится. Вперед, товарищ генерал, теперь нам будет веселее…

Он, видно, что-то упустил, слишком занят был. Поднял голову, когда генерал вскинул пистолет. Молния в голове: на него же направил! Грохнул выстрел. Нет, ошибся, пуля прошла рядом. Кожа онемела на макушке. Справа что-то захрипело, осыпалась земля, на дно оврага скатилось очередное тело в пятнистом комбинезоне. Диверсант застыл в неудобной позе – лицом в землю, одна рука вывернута. Впрочем, мертвецу все позы удобны!

Немец еще дышал. Смерть надвигалась, осталось немного – пусть сам разбирается. Павел передернул затвор. Больше никого. Только слева за изгибами оврага кричали люди – уже близко. Он перевел глаза на генерала. Серов приободрился, кривая ухмылка растянула его лицо.

– Верно – сгодился, – Серов грузно поднялся, сжимая пистолет, – будем дальше сидеть, майор?

– А вы молодец, товарищ генерал, – пробормотал Кольцов, выходя из ступора, – а я его и не заметил… Все, товарищ генерал, пошли отсюда.

Падали из карманов снаряженные магазины. И куда он столько набрал! Они бежали, не останавливаясь – шанс забрезжил, жить захотелось еще сильнее!

Генерал перестал стонать, молча переживал боль. Он даже ускорялся! А майора неодолимая сила тянула к земле, немели ноги. В чем дело, ему ведь только тридцать три!

Впереди были немцы, он слышал их крики. Толкнул генерала: выбираемся наверх!

Лощина отчасти сглаживалась, громоздились бесформенные террасы. Снова лес, но теперь уже светлый, разреженный, а впереди опушка, там яркий солнечный свет! В этом не было ничего хорошего, но выбора не было.

Диверсанты были рядом, лезли из оврага. Какое-то проклятое место – вроде советский тыл, но в радиусе нескольких верст ни одного красноармейца! По крайней мере живого.

Хрустели, словно стреляли, хворостины под ногами. Они выбежали на опушку. По курсу в низине лежала деревня – та самая Жлобинка. Люди в ней не жили. Трава по пояс, кучка строений, вросших в землю, половина из них – погорелки. Поселение маленькое, дворов двенадцать, дальше – снова лес, туда и предстояло добраться.

Срывалось дыхание, ноги не слушались. По дороге мерцала дощатая постройка – крыша просела, из стен вываливался брус. Маленький палисадник на возвышении, символический плетень. Дальше шел спуск в деревню. Слева за хибарой – еще одна, дальше пустырь, за ним опять постройки. Дома стояли как попало, в деревне отсутствовало понятие «улица» – где-то густо, где-то пусто. За жилыми домами шли амбары, развалившиеся курятники, сеновалы…

– Бегите прямо, товарищ генерал… – Кольцов задыхался, выплевывая слова, – не вздумайте остаться, я вас потом не вытащу… Пересечете двор, схоронитесь на той околице… И ради бога, не возражайте…

Майор перевалился через жердину плетня. Генерал уходил, но озирался, делал странное лицо. Он уже спустился в низину, мелькал в просвете между строениями. Павел облегченно выдохнул, подтянул к себе автомат.

Он лежал за плетнем, наблюдая сразу всю опушку. Спохватился, стал вытряхивать все, что осталось от былого богатства. Запасной магазин, граната… остальное потерял! Он задыхался от злобы. Ну, где вы, гады?

Несколько человек выбежали на опушку, припустили к деревне. Это были не все, в лесу оставались другие.

Павел начал стрелять короткими очередями. Длинными нельзя – не то изделие. Сплоховали немецкие конструкторы, автомат при стрельбе раскаляется, как духовка, яйца жарить можно!

Двое разбежались в разные стороны. Он не стал дожидаться, пока его засекут, перекатился. Пули перепахали косогор. Павел приподнялся, снова выстрелил. Фигурки диверсантов сделались нечеткими, потекли, как сахарные головы. Когда же они кончатся?

Часть отряда удалось загнать обратно в лес, еще парочка диверсантов залегла в высокой траве. Он перекатился по траве, вставил новый магазин, снова дал очередь. Левая ладонь покрылась волдырями. Автомат захлебнулся – все, закончены стрельбы. А ведь еще остались патроны в магазине!

Он сполз с косогора, стал изо всех сил рвать заевший затвор, в сердцах отбросил ненужную уже железяку. И как только фрицы с таким дерьмом до Москвы дошли!

Слева что-то мелькнуло – он уловил движение. Метрах в семидесяти трое попадали в бурьян. Они уже фактически в деревне!

Павел юркнул в просвет между строениями…

Дальше все было как в тумане. Пот щипал глаза. Он метался по пустырю. Ветхие постройки вставали шеренгами, двоились. Серов пропал.

И что это приспичило немцам? Сотворить второго генерала Власова – первый уже не авторитет? Выжать все, что знает, и с «почетом» расстрелять?

Он уловил взмах руки из-за угла: генерал! Павел прыжками понесся через пустырь. Серов пятился, продолжал махать. До леса оставалось совсем чуть-чуть… Злая очередь стегнула справа, вспорола землю.

И снова все стало другим. Майор был один на пустыре, представляя собой прекрасную мишень. Он кинулся влево – по кратчайшему пути. Чернела оконная глазница, он перевалился через подоконник – даже прыгать не пришлось, завозился в каком-то заплесневелом хламе, загремели ведра, затрещали под ногами трухлявые доски. Убийственный запах, впитавшийся в стены, явственно намекал, что эта постройка никогда не была жилой. Она состояла из секций. Павел плутал, попадал из одного отсека в другой, теряя ориентацию.

Наконец он вылетел из дверного проема, вбежал в соседнюю постройку, на минуту привалился к стене. Славно пробежался. Здесь стояли пыльные верстаки, валялся ржавый инструмент, обрывки выцветших советских плакатов, призывающих беречь и умножать социалистическую собственность. Немцы в 41-м обогнули этот хутор и больше в нем не появлялись – что тут делать?